Ее эти разборки не касаются, кроме того, Рику вряд ли интересно знать, какого она мнения о его дочери. Он прекрасно отдавал себе отчет в том, что взбрыкивания Хизер вызваны в основном тем, что она до сих пор переживает из-за разрыва, произошедшего между ее родителями много лет назад.
Внезапно на лестнице послышались торопливые шаги, и Энни поняла: сражение переместилось к ее двери. Поспешно приколов к веревке последний снимок, она перешла из темной комнаты в свою.
Спустя секунду в комнату ворвалась Хизер и с размаху приземлилась на кровать, прямо на желтое ворсистое покрывало.
– Ой! – взвизгнула Энни, а потом сделала то, чего от нее, собственно, и ждала Хизер, то есть спросила: – Что случилось?
– Он меня ненавидит! Он не хочет видеть меня у себя в доме!
– Полагаю, «он» – это твой отец?
– Он даже выслушать меня не желает! Ничего мне не разрешает и...
– Хизер! А ну-ка сейчас же спускайся вниз! Нечего надоедать Энни всякой чепухой!
– Все в порядке, Рик! – крикнула Энни, услышав, как под ногами Рика скрипнула первая ступенька. – Можешь не подниматься. Хизер мне нисколько не мешает. Мы с ней немного поболтаем.
– Пять минут, – бросил Рик, помолчав секунду. – А потом пусть спускается.
Энни повернулась к Хизер. Та сидела, гордо вскинув голову. В голубых глазах блестели злые слезы.
– Фюрер отдал приказ, – съязвила она.
Не обращая внимания на ее тон, Энни спросила:
– Чем он тебя так расстроил?
– Не разрешил моим подружкам остаться на ночь. Говорит, у него слишком много работы. Все работа, работа, работа! А на меня у него ни минуты нет! Неудивительно, что мама от него сбежала. Даже Оуэн находит для меня время. Я ему так и сказала!
«О Господи! « – ужаснулась Энни.
Она уселась на кровать рядом с девочкой.
– А ты спросила у отца заранее, можно ли твоим подружкам остаться на ночь?
– Нет, но какое это имеет значение? Нам же в школу завтра не идти. Мы не хотим возвращаться домой. Мы хотим остаться. Я не буду ему мешать. – Хизер умоляюще взглянула на Энни. – Может, вы с ним поговорите?
Только этого ей не хватало!
– Хизер, постарайся встать на место своего отца. Четверо посторонних девчонок, свалившихся невесть откуда ему на голову, наверняка будут ему мешать, хотя ты и обещаешь, что вы будете вести себя тихо, как мышки.
– Я хотела, чтобы он покатал нас на грузовике с сеном, как катал меня, когда я была маленькая, а он сказал, что у него нет времени. – Из глаз Хизер брызнули слезы. – Отлично! Если он не желает меня видеть, я больше к нему никогда не приеду!
– Ну что ты, он хочет тебя видеть.
– Нет, не хочет, и никогда не хотел. Он был вынужден жениться на маме. Вы об этом знаете?
– Знаю. – Энни ласково стиснула Хизер руку. – Твой отец любит тебя, но ты своими претензиями мешаешь ему это показать. Тебе повезло. Хотела бы я иметь отца, с которым вот так могла бы спорить и ссориться. Хизер изумленно уставилась на нее:
– А вы что, сирота?
– Не совсем. Я из тех детей, которых посадили на шею государству.
Энни произнесла последние слова деловым тоном, как ни в чем не бывало, однако душа ее привычно заныла. Как могла мать отказаться от собственного ребенка? Может быть, она посчитала ее слишком тупой или уродливой? Или слишком писклявой? Кто был ее отцом? Почему он тоже от нее отказался?
– Вот это да! – воскликнула Хизер, по-прежнему глядя на Энни широко раскрытыми глазами. – И вы жили в сиротском приюте?
– Нет. В разных семьях, согласившихся принять меня на воспитание. Я была не ребенок, а сущее наказание. Поскольку я не могла выместить злость на своей матери, я вымещала ее на других людях, тех, которые оказывались поблизости. Так что подолгу нигде не задерживалась.
Со временем боль от того, что от нее отказались родители, немного поутихла, а детские фантазии о том, что родители потеряли ее и никак не могут найти, улетучились. Энни примирилась с тем, что она никому не нужна, хотя и сомневалась, что до конца сумеет подавить ярость при мысли о том, что ее предали.
– А когда я училась в средней школе, ребята единодушно решили, что для меня самое лучшее – побыстрее умереть, – прибавила Энни.
– Да вы что? – поразилась Хизер и шепотом спросила: – А вы пробовали наркотики и все прочее?
– Да. Я баловалась наркотиками до тех пор, пока добрые люди не объяснили мне, что я могу загнать себя в могилу, но лучше чувствовать себя не стану и не накажу свою мать за то, что она меня бросила. А потом мне повезло. Когда мне исполнилось пятнадцать, одна работница сферы социальных проблем познакомила меня с общественницей, которая помогла мне изменить свою жизнь.
Хизер внимательно слушала, ее гладкий лоб прорезала морщинка.
– Люси Кантор занималась фотографией на любительском уровне, и она помогла мне сосредоточиться на чем-то еще, помимо моей злости, – продолжала Энни. – Я прошла курс лечения от наркозависимости, потом меня приняли на воспитание хорошие люди, дела в школе пошли на лад, а на последнем году обучения мне даже стали выдавать стипендию. Я навела порядок в своей жизни и никогда не оглядывалась назад.
– Но все это так грустно!
– Хизер, в жизни происходит множество вещей, над которыми дети не властны, как, например, ситуация с твоими родителями. Тебе может не нравиться то, что они разошлись, но, даже если ты будешь всю жизнь на них злиться, ты ничего не изменишь. А если сумеешь преодолеть свой гнев, тебе станет легче.
Девочка отвернулась, пытаясь скрыть слезы.
– Но это так трудно! Я пытаюсь забыть всю эту историю, но людям ведь рот не заткнешь. Они до сих пор судачат о том, что мама бросила папу, а он даже не попытался за нее постоять. Просто взял и отпустил ее.
– Но из-за того, что ты будешь сердиться на своих родителей, они не станут жить вместе. Они по-прежнему будут в разводе, твоя мама будет жить с другим мужчиной, а твой отец по-прежнему будет трудиться дни напролет. Он не может иначе.
– Но раньше у него находилось для меня время, – тихо заметила Хизер.
– Оно и сейчас у него есть, но ты уже не маленькая и не имеешь права донимать его своими капризами. Ничего хоро-шего из этого не выйдет, отец только расстроится. Можешь мне верить, можешь нет, но иметь родителей, которые любят так сильно, что порой этой любовью выводят тебя из себя, – это здорово. – Заметив, что у Хизер глаза на мокром месте, Энни шутливо подтолкнула ее локтем. – А теперь иди. По-моему, пять минут, которые нам дали, давно истекли.
Хизер спрыгнула с кровати. Энни тоже встала, глядя в пол.
– Ну, папа, я уже собиралась спускаться! Тебе вовсе незачем было за мной приходить.
Энни посмотрела на дверь – на пороге стоял Рик. Как зто она раньше не догадалась, что он может неслышно подкрасться? Он ведь не хуже ее знает все скрипучие ступеньки лестницы. Интересно, давно он тут стоит?
– Я и не слышала, как ты поднялся, – спокойно произнесла она.
– Похоже, вы слишком увлеченно болтали.
Чувствуя, что между взрослыми что-то происходит, Хизер нахмурилась.
– Марш в машину, юная леди, и перестань капризничать. Я этого не потерплю, и тебе это отлично известно.
Хизер открыла было рот, однако возражать не стала, лишь тяжело вздохнула.
– А можно, я у тебя переночую со своими подружками? Не в следующую пятницу, потому что мне придется сидеть с Джейсоном, а через одну?
Взглянув поверх головы дочери на Энни, Рик ответил:
– Если мама согласится тебя отпустить.
– Обещаешь? – недоверчиво спросила Хизер.
– Обещаю, – ответил Рик, и выражение его лица смягчилось.
– А ты свозишь нас в город погулять? Рик кивнул:
– Конечно. Я свожу всю компанию в самый большой парк Мадисона. Ты даже сможешь походить по самым шикарным магазинам города.
Восторженно взвизгнув, Хизер бросилась отцу на шею: