Он улыбнулся мне, как забавному ребенку, каким я и чувствовала себя в тот момент. Но это ничуть не унижало меня, потому что Кевин и смотрел, и улыбался с такой нежностью…
Пока мы преодолевали несколько метров до берега (на Пукете до всего рукой подать!), я нашла объяснение тому, что Кевин ведет себя, как истинный джентльмен. Кто-то рассказывал, что он живет с матерью и двумя младшими сестрами, и, после того, как отец сбежал, Кевин стал единственным мужчиной в доме. Наверное, таким образом он пытался сохранить в своей матери уверенность в ее женской привлекательности, а сестренкам показать, каким на самом деле должен быть мужчина.
Издали уже было видно эту великолепную, живую, дышащую стихию, которой я грезила столько лет, но мне не терпелось подойти к морю вплотную. На ходу сбросив сандалии, я вбежала в прозрачную теплую воду и засмеялась от счастья.
— Вот оно! Кевин, вот оно! — Я оглянулась, призывая его разделить со мной это невиданное счастье. — Как хорошо! Господи, как же хорошо…
Кругом было полно людей, но в тот момент мне не было до них никакого дела. Набрав пригоршню соленой воды, я плеснула в лицо, и мне показалось, что мы породнились с морем, поняли друг друга, прочувствовали. Сердце у меня колотилось не меньше, чем когда я увидела Кевина в аэропорту.
— Какой же счастливый день, — прошептала я, ловя взглядом солнечные блики на мелких волнах. — Сегодня сбываются все мечты.
— Хочешь искупаться? — спросил Кевин.
Голос у него звучал мягче обычного, и мне захотелось поцеловать его за ту чуткость, которая была в нем. Просто по-сестрински поцеловать в щеку.
Но я не решилась на это.
— Потом, — сказала я. — Нельзя же сразу вычерпать все до дна.
— Что вычерпать?
— Свое счастье.
— А ты счастлива?
Мне показалось, что он спросил об этом с недоверием, и сразу вспомнила, что по легенде, которую сдуру придумала, должна сейчас горевать о пропавшей сестре. Я постаралась собраться.
— Насколько это возможно… в таких обстоятельствах, — ответила я скорбным тоном.
— Пойдем, — позвал Кевин. — Чем скорее мы приступим к поискам, тем скорее ты сможешь почувствовать себя по-настоящему счастливой.
«Да я уже счастлива, дурачок!»
Подцепив свои сандалии, валявшиеся на песке, я пошла за ним следом, каждым шагом возвращая себя к реальности. Мне жутко хотелось узнать, зачем приезжал Кевин к отцу: соскучился, уговаривал вернуться или просто решал какие-то финансовые проблемы? Как он вообще относится к тому, что отец удалился от цивилизации? И не здесь ли источник этих его мучительных раздумий о христианстве, ведь Таиланд — буддистская страна?
Навстречу нам попалась смуглолицая девушка из местных, на мой взгляд, очень красивая, как большинство тайских женщин. В ней, правда, было что-то ненастоящее, но эта искусственность вызывала восхищение, как будто она была прекрасной статуэткой. Мне показалось, что, поприветствовав нас неглубоким поклоном, она как-то особенно улыбнулась Кевину. И ревность мгновенно схватила меня за сердце, больно сжав его.
Но Кевин с досадой произнес то, что мгновенно меня успокоило. На какое-то время.
— Жаль, что из меня не вышел художник. И не выйдет… Видишь этих детей? Их нужно рисовать, пока они не выросли. Их глаза.
Я всмотрелась в лица игравших на ярко-зеленой лужайке чернявых малышей. И подумала: дети как дети. По-моему, каждый ребенок может быть интересен художнику, ведь он несет в себе тайну своего будущего.
Когда я сказала об этом Кевину, он посмотрел на меня каким-то новым взглядом и вдруг спросил:
— Алисия, а ты хочешь иметь детей?
— Я? Ну… Конечно, я хочу детей. Как же без них? Не сейчас, но вообще-то…
«Я хочу иметь их от тебя!»
— А зачем ты хочешь их иметь?
— Зачем?
Об этом я как-то не думала. Всерьез не думала. Мне казалось это естественным, таков непреложный закон жизни. Если я не являюсь сторонницей вырождения человечества, то просто обязана…
— Нет, все это не то, — прервал меня Кевин.
Мне показалось, что он раздражен моими банальными рассуждениями.
— Как раз в этом нужно меньше всего заботиться о благополучии всего человечества, — заявил он так серьезно, что я не посмела улыбнуться. — Иначе ребенок всегда будет чувствовать, что появился на свет только потому, что родители следовали своему чувству долга. Это сделает его несчастным на всю жизнь. Только любовь должна становиться причиной рождения ребенка.
Я подхватила:
— Верно! Только любовь.
Набрав воздуха в грудь, как в бассейне перед прыжком с вышки, я спросила, боясь взглянуть на него: