Кевин рассмеялся:
— А это идея! Вообще-то я имел в виду, что мы опять можем оказаться здесь независимо друг от друга.
— Мы?
— То есть… Как мы с тобой.
Чтобы смыть разочарование, я окунулась с головой в теплую воду:
— А, вот ты о чем…
— Ты умеешь плавать? — вдруг спросил он.
— Плавать? Ну конечно. Немного.
— Тогда поплыли?
И он первым бросился вперед. Плыл Кевин с такой энергией, что я испугалась, будто он в считанные минуты достигнет горизонта и скроется от меня. Я даже взвизгнула от страха:
— Кевин! Не так быстро!
— Я только туда и обратно, — крикнул он. — Понимаешь, это необходимо!
И засмеялся, плеснув в меня водой.
«Да ведь он возбужден! — обрадовалась я. — Хоть как-то, но я действую на него».
Хотя это «хоть как-то» не очень меня устраивало, я все же почувствовала прилив бодрости. И погналась вслед за Кевином что было сил. Наверное, это не очень хорошо у меня получалось, потому что Кевин расхохотался, обернувшись и увидев, какие фонтаны брызг вылетают из-под моих ног.
— Да ты просто суперпловчиха! — крикнул он, блеснув зубами.
— Очень смешно!
— Догоняй, или я уплыву… Куда отсюда можно выплыть?
— Понятия не имею! Но только ты не смей меня тут бросать! А может, лучше вернемся на берег?
— Зачем? Ты уже устала?
В этот момент я хлебнула воды, которая на вкус оказалась не такой прекрасной, как на вид.
— Кевин! У меня все жжет в носу! Фу, как противно! Спаси меня!
— Ну, если ты так ставишь вопрос…
Подплыв ко мне, он произнес с сомнением:
— Вообще-то спасают, хватая за волосы… Но, по-моему, ты нисколько не паникуешь, так что…
И он приобнял меня, осторожно прижав. Так мы и поплыли к берегу, как единое существо, живущее в ритме любви. Моей любви.
Ступив на берег, мы оба бросились одеваться, точно лишенные защиты моря, сразу устыдились своей наготы. Друг на друга мы не смотрели, и мне подумалось, что мы ведем себя, как двенадцатилетние скауты, отбившиеся от своего отряда. Хотя некоторые двенадцатилетние сейчас куда смелее, чем мы…
«Если б я любила его чуть меньше, — подумала я с тоской, которая грозила испортить весь этот вечер, — мне ничего не стоило бы соблазнить его».
— Спасибо тебе за это Рождество, — сказал Кевин, когда я повернулась.
Я испугалась:
— Кевин! Ты говоришь так, будто мы сейчас распрощаемся…
— Нет. Я надеюсь, что отец пустит нас обоих.
Я изумилась:
— Ты предлагаешь нам спать втроем на одной кровати? Она, конечно, как аэродром, но…
— Мы с отцом охотно уступим ее тебе, — пообещал Кевин таким любезным тоном, словно мы были едва знакомы и не он только что рубил волны, чтобы успокоиться после иллюзорной близости со мной.
Я подумала: «Вот спасибо! Ему и в голову не приходит, что можно провести со мной и ночь. Она могла бы оказаться не хуже вечера».
— Сомневаюсь, что твой отец придет в восторг.
— В нем еще сохранилось кое-что от джентльмена, — заверил Кевин.
У меня вырвался смешок:
— Что именно?
— Вот увидишь, он будет не против.
«Он был бы не против и устроиться на кровати втроем», — убежденно подумала я, но Кевину решила этого не говорить. Он и так был невысокого мнения о своем родителе.
— А давай поспорим! — азартно предложила я. — Если он меня выставит, я еще и угощу тебя завтраком, а если…
Он перебил:
— Ясно. Завтрак за мной.
— Ты так уверен?
— Абсолютно.
— Знал бы он, что мы делаем на него ставки!
Кевин заверил:
— О, он и сам азартен до неприличия! Вчера он таскал меня смотреть петушиные бои. Проигрался в пух и прах. Я говорил ему, что не на того надо ставить.
Это неподдельно ужаснуло меня:
— Кевин! Не может быть! Ты смотрел, как птицы убивают друг друга?
— Все остались живы! В Таиланде это не такое уж жестокое зрелище. Здесь петухам не надевают железных шпор и лезвий на перья.
— А где-то надевают?!
— Да почти во всех азиатских странах! А тут им даже пытаются прикрыть природные шпоры, чтобы они меньше поранили друг друга. Надевают на ноги нечто похожее на боксерские перчатки. Они, между прочим, дерутся главным образом ногами. Кстати, петухи-бойцы здесь стоят по нескольку сотен долларов…
— Каждый?
— Каждый. Пойдем?
Мы медленно побрели по песку, продолжая говорить о петушиных боях, которые нисколько не заинтересовали бы меня, если б об этом рассказывал кто-то другой. Но в устах Кевина все наполнялось особым смыслом.