— Слышь, Володь, гуляли в Невельске, так подельник ее ушлый обчистил мою тачку — и ноги! А я эту курву портовую за шкирку — и с собой. Денег нет, так с паршивой овцы хоть шерсти клок…
Милиционер стоял и с интересом слушал, оценивающе разглядывая Веронику. Казалось, он с трудом сдерживает смех.
— Это неправда! — закричала она. — Не верьте ему, товарищ милиционер! Он врет!
— Выбирай выражения, шалава! Кто это тебе врет? Кто это врет?
— Он все врет! — забыв обо всех угрозах, продолжала кричать Вероника. — Он украл меня после землетрясения! Он мародер!
— Что?! — взвизгнул Пахан и, подойдя, схватил Веронику спереди за футболку. При этом он больно ущипнул ее за грудь, но она не издала ни звука.
— То, что слышал! Я видела все твои «трофеи»! Мародер проклятый! — В голосе ее уже слышались близкие слезы.
— Ты че, Володь, будешь еще ее слушать — эту шалаву портовую? А ну пошла в койку — встала в стойку… — Пахан грубо отшвырнул Веронику к двери.
— Ну послушайте меня, товарищ милиционер, послушайте… — продолжала кричать Вероника, но милиционер теперь уже в открытую улыбался, как будто Пахан здорово его позабавил.
— А че, Володь, может, ты тоже не прочь с ней покувыркаться, а? Смотри — девка-то видная, ноги из подмышек… — Пахан подошел поближе и начал игриво тыкать своего гостя в бок.
Милиционер расплылся в похабной ухмылке.
— Да какой там — видная… Ни спереди, ни сзади… Сама еще небось недавно титьку теребила. Не, Леха — мне надо, чтоб баба в соку была — толстая, жаркая… А свою малолетку сам дери, да смотри поаккуратней, а не то об кости поранишься… — И страж порядка рассыпался мелким визгливым смешком, обнажившим гнилые зубы.
— Но послушайте! Вы же не можете так просто взять и уйти! — выкрикнула из своего угла Вероника. — Он все вам врет! Я не проститутка!
— Молчи, сука! — Пахан схватил первое, что ему попалось под руку — а это был стоящий у порога резиновый сапог, — и изо всех сил швырнул им в Веронику. Она увернулась. — С тобой мы еще потом поговорим, курва! — И он снова повернулся к милиционеру. — Ты, слышь, Володь, если что — заглядывай… Палатки я скоро открою — вот только разгребут там немного… Кольку из вашего отделения вчера видел — бегает все, шустрит… А ты только дай знать — я тебе все что хочешь достану — не сомневайся… Все между нами, по-свойски… Ну, пока, корешок, не пропадай. — И Пахан старательно закрыл за ним дверь.
Постоял у окна, проследил, пока уедет милицейский «газик», а потом уже повернулся к Веронике. Он мог бы ничего и не говорить — лицо его выражало все без слов. Вероника вжалась в стену. Пусть лучше сразу. Одним ударом. Она ведь так и хотела — забыться и ничего не чувствовать.
Но на этот раз Пахан не подарил ей такую возможность.
— Значит, в кладовке шарила, сучонка? — тихо, но злобно спросил он, продолжая медленно надвигаться на Веронику.
Она промолчала.
— Я тебя спрашиваю, дрянь! — взревел Пахан и залепил ей подряд несколько оглушительных пощечин.
Вероника не издала ни звука — только поправила волосы.
— Ты сам оставил дверь открытой, — пожала плечами она. — Я просто зашла туда убраться и увидела.
— И что же ты увидела?
— Сам знаешь, что.
— Мародер, говоришь, да? Да ты сама каждый день все это жрешь — и не морщишься. Тоже мне, интеллигентка паршивая, чистоплюйка… Пошла! — Он повернул ее к двери и наподдал пинка.
Вероника перелетела через коридор и больно упала на живот. Увидев поверженную жертву, Пахан моментально озверел. Рывком выдернув из джинсов ремень, он принялся хлестать им Веронику — к счастью, через одежду. Она, как могла, закрывалась руками, но, помня о данном себе обещании, стиснув зубы, молчала. Давай, старайся, грязный подонок! Воплей о пощаде ты не услышишь! Тварь! Неизвестно, сколько продолжалось избиение, но, как только оно закончилось, негодяй потащил Веронику в спальню. Она притворилась, что потеряла сознание. Бросив безвольное тело на кровать, принялся грубо стаскивать с Вероники одежду. Она едва удерживалась, чтобы не морщиться от прикосновений его гадких толстых пальцев. За что, за что все это ей!
К счастью, на этот раз мерзавец, изрядно возбудившись во время порки, закончил свое гадкое дело довольно быстро. Грузное его тело прямо на Веронике обмякло, тут же послышался храп — ей пришлось с трудом выбираться из-под этой горы пропахшего потом мяса.
Вероника сразу поплелась в ванную и долго мылась, скрипя зубами от боли, потому что к старым ее болячкам добавились новые. По щекам ее одна за другой сбегали слезинки. Затем она вытерлась, схватила в ком одежду и, прямо голая, пошла к себе на чердак.