Они чокнулись, и Вероника притронулась губами к обжигающему напитку. Вкус был странный — терпкий, вяжущий и горьковатый одновременно. Пить его особенно не хотелось, но из любопытства Вероника сделала маленький глоток. Раньше ей никогда не приходилось пробовать коньяк. «Вот она и началась — школа жизни, — мелькнуло у нее в голове. — То водка, то коньяк…» Почему-то она не подумала о том, что школа жизни началась для нее гораздо раньше…
Коньяк обжег ей губы и язык, а затем горячим угольком пополз вниз по пищеводу. Веронике казалось, что она чувствует, как он миллиметр за миллиметром подбирается к ее желудку. Как только это случилось, по всему ее телу разошлось удивительное целебное тепло.
— Почему ты задержалась? — спросил у нее Роман. — Ты же собиралась вылетать в тот же день?
— Так — дела, — отговорилась она. Ей совершенно не хотелось рассказывать Роману, как она тряслась целую неделю в поезде только ради того, чтобы не связываться в аэропорту с ментами.
— Ты не волнуйся — ночуй у нас, сколько хочешь, — вскинул на нее преданные глаза Роман.
— Я не волнуюсь. — Вероника подняла рюмку с коньяком и сделала еще один глоток. — Надо же — такое ощущение, будто пьешь жидкий огонь.
Роман улыбнулся и, опрокинув свою рюмку целиком, налил себе еще.
— Добавить? — спросил он Веронику, и она заметила, что в глазах его появился масляный блеск.
— Да нет, зачем — мы же не собираемся напиваться…
— Действительно. А ты в Москву на работу или правда поступать?
— Поступать… — ответила Вероника, не удержавшись от лжи.
— А куда?
— В Ветеринарную академию, куда же мне еще?
— Собачьим доктором хочешь стать?
— Точно. А ты куда?
— В Бауманский. Меня родители «поступают»… — вздохнул Роман.
— А ты что, не хочешь?
Роман помотал головой.
— А чего же ты тогда хочешь? — поинтересовалась Вероника.
— А ничего я не хочу… — махнул рукой Роман. — Просто жить хочу… Везет же тебе, у тебя предки в рейсе. Моих бы куда-нибудь отправить…
Вероника вдруг осознала, насколько она взрослее его. Причем повзрослела она совсем недавно — буквально за последние две недели. Как будто день у нее шел за месяц… Теперь, даже если и очень хотела, она не могла вернуться в свое прежнее состояние, когда все было прекрасно, когда каждый ее шаг выверялся заботливыми родителями и неудачи были практически исключены. Однако объяснять всего этого Роману Вероника не стала.
— Спасибо тебе за коньяк, — сказала она. — Я, пожалуй, буду спать. Слушай, а у тебя будильник найдется?
— Найдется. Принести? — тут же засуетился Роман.
— Если не трудно.
Роман удалился в свою комнату и вернулся с детским будильником в виде домика с трубой.
— Вот. Играет ламбаду. — Роман подошел к дивану и стал протягивать будильник Веронике, как вдруг оступился, взмахнул в воздухе руками и рухнул прямо на нее.
Сделал он это нечаянно или искусно разыграл, Вероника так и не поняла. Между тем она совершенно естественным образом оказалась в его объятиях, и он, кажется, не собирался исправлять свою оплошность.
— Настя! — исступленно зашептал он. — Настенька! Я знаешь, как тебя вспоминал… Ты такая… такая…
При этом он бодал ее своей гривастой головой и пытался губами поймать ее губы. Вероника обнаружила, что руки у него при всей внешней субтильности довольно крепкие. Только еще не хватала, чтобы он вошел в раж и принялся ее насиловать! Вероника представила себе реакцию Надежды Ивановны, если бы она вошла сейчас в комнату и все это увидела… Ее разобрал смех.
— Роман! — проговорила она, пытаясь подавить хохот. — Роман, опомнись же. Ты, кажется, собирался отдать мне будильник. Так вот, отдай и иди в свою комнату. Ты что, с ума сошел, что ли? Сейчас прибежит Надежда Ивановна и бросится спасать твою честь… Ты этого, что ли, хочешь?
— Не прибежит, — упрямо пробубнил Роман, не двигаясь с места. Голова его лежала у Вероники на груди, руки крепко обхватывали ее плечи.
— Короче, если ты не слезешь с меня сейчас же, я уйду ночевать в подъезд, — твердо сказала Вероника.
— Ну хорошо, хорошо, только не злись… — Роман нехотя поднялся и сунул ей будильник.
Когда он уже подошел к двери, чтобы уйти, Вероника тихонько окликнула его:
— Рома! Подожди!
— Ну что еще? — обернулся он через плечо, и Веронику поразило злое выражение его лица.
— Во-первых, не хами… — Она тут же обиженно поджала маленькие губы. — А во-вторых, послушай. Если я скажу тебе, ты поймешь…
— Что?
В комнате повисла тишина. Вероника хотела рассказать ему про Максима, но вдруг обнаружила, что у нее просто не поворачивается язык.