Некоторое время они лежали молча, а потом Максим спросил:
— Каким образом мы здесь оказались? Это что — твоя комната?
— He-а. Подруга ключ оставила.
— И меня сюда вчера принесли?
— Почему это принесли? Сам пришел, как миленький.
— Сам?!
— А что тебя так удивляет?
— Просто я ни черта не помню. Ни как шел, ни как раздевался, ни как ложился в кровать…
— И даже как трахался, не помнишь? — без всякого смущения спросила Марина.
— Нет… А что — мы еще и вчера?
— Угу. И даже не один раз. Ты трахался просто как тигр. И вообще, должна сказать тебе — ты просто феноменально красив. Такое тело… Такие глазищи… Просто сказка…
— Господи! Господи! — Максим сел на кровати и схватился за голову. — Как же это я ничего не помню?
Марина проворно поднялась и, гибко покачивая широким тазом, прошла через комнату к столу. Только сейчас Максим заметил, что по всему полу разбросана их скомканная одежда. Марина вытащила из пачки сигарету и неторопливо закурила. Затем вернулась и присела на краешек кровати.
— Ну, конечно, первый раз я сама тебя изнасиловала… — сказала она, задумчиво выпуская сигаретный дым. — А потом мне достаточно было только провести пальцем тебе по спине… У тебя что, давно никого не было? Будто с цепи сорвался…
— Если честно, я вообще первый раз. Ты меня девственности лишила.
— У тебя что — вообще никогда никого не было?! — теперь уже была ее очередь удивляться.
Максим помотал головой.
— Ну ты даешь! Это же немыслимо. Такую красоту пронести через всю жизнь… Это, наверное, только на Сахалине и возможно. Сколько ж тебе лет?
— Семнадцать.
— Уникум…
— А тебе сколько?
— Двадцать один. Но я-то, предположим, уже в четырнадцать девственность потеряла. И с тех пор ни разу не пожалела.
Максим задумался.
— Вообще-то у меня кое-какой сексуальный опыт был. И даже пораньше твоего.
— И сколько же тебе было? Давай, колись…
— Лет семь или восемь.
— Ага! Вот и выясняется… А еще скромничал. Интересно, и как же это тебя угораздило? — Марина затушила сигарету и прилегла рядом с ним.
— Ну… надо мной совершили акт насилия.
— Ни черта себе… Мужик, что ли, педофил?
— Да нет, не мужик. Девчонка с нашего двора, Танька.
— А ей-то сколько было?!
— Ей — лет тринадцать-четырнадцать.
— Нимфоманка?
— Не знаю. Мы дружили — я, она и ее сестра. Я у них дома бывал… И вот однажды — не знаю уж, какая муха их укусила. Мы с Танькой зашли в маленькую комнату, а Олька с наружной стороны дверь заперла. «Давай!» — кричит. Тут Танька платье с себя скинула, потом трусы…
— Ну а ты что?!
— Я стою как дурак, глаза вытаращил…
— А она что?
— А она разделась и стала потом меня раздевать. Я ору, вырываюсь, но я-то был маленький, а она кобыла здоровенная…
— Ну и что?! — Марина близоруко прищурила серые глаза.
— Раздела она меня. Потом на кровать положила и давай об мои причиндалы лобком тереться. Я ору, как резаный, а за дверью Олька кричит: «Давай, давай!» В общем, дурдом полный…
— Ну и чем все кончилось?
— Надоело ей, отпустила меня. Я оделся и побежал во двор. Даже домой не пошел — так было стыдно. Ребята ко мне пристают: расскажи да расскажи. Слышно, наверное, было из окна, как я орал. А я делаю вид, что ничего не понимаю. «Что, — говорю, — рассказывать-то?» А они: «Как с Танькой е…лся…» Извини за выражение. А потом отец услышал, как ребята во дворе про меня шушукаются, позвал меня домой, встал так конкретно напротив и спрашивает: «Ты что там у Тани с Олей делал?» А я без всякой задней мысли ему говорю: «Е…лся».
— Ну а он что?
— Шлепнул меня по губам и говорит: «Чтобы я больше этого слова от тебя не слышал».
— Да… Веселая история, ничего не скажешь. Пожалуй, я напишу об этом проблемную статью. «Ранняя сексуальность и ее влияние на супружеские отношения». Или что-нибудь в этом роде.
— А ты что — журналистка?
— Ну да, журфак. Третий курс.
— А ты случайно с телевидением никак не связана?
— Нет, а что?
— Да так, ничего… Знаешь, мне пора.
— Мне, вообще-то, тоже, — поджала губы Марина.
Однако ни один из них не двинулся с места. Через минуту в комнате снова слышалось прерывистое дыхание и мерный скрип кровати…
Глава 13
1
«Пока сироп превращается в желе в холодильнике, вы можете заняться своими делами», — гласил французский рецепт. Вероника отложила раскрытый на нужной странице журнал. У нее было сорок минут законного свободного времени. Присев на плетеное кресло у окна, она отвела нарядную голубую занавеску и окинула взглядом открывшийся пейзаж. Зеленая лужайка — в духе английских поместий, высокий белокаменный забор, увитый диким виноградом. Откуда это все здесь взялось? У нее было такое впечатление, что она попала на съемки какого-то фильма про роскошную жизнь на Западе. Скорее даже не фильма, а дамского сериала…