На Ви Эйре ничего особо и не поменялось. Стоило только какой-нибудь дамочке его получше рассмотреть, как она вцеплялась в него своими когтями. Вот только теперь не было ни выбора, ни желания. Хочешь, не хочешь, а давай, а то еще хуже будет.
Первый хозяин, у которого он оказался, предпочел от него поскорее избавиться. Тогда Тимур еще не верил в происходящее, не верил, что вот так нелепо попался, не верил, что это все серьезно, что его никто не собирается отпускать. Он буянил, пытаясь доказать, что попал в это ад по ошибке, что его здесь вообще быть не должно. Приходил в бессильную ярость оттого, что не может сказать кто он и откуда, что вместо нужных слов из горла вырываются лишь хрипы. Не понимал, как они могут не видеть, что он вольный. Но по документам было все чисто, он сам видел это, своими глазами. Потомственный раб с дурным характером, вот что было там написано. А рабов за непослушание называют. И его наказывали не раз, жестоко, хладнокровно, словно и не человеком он был, а всего лишь бесправной вещью. Это было страшное время, бьющее по самолюбию, ломающее внутренний мир и устои, разрушающее все, во что верил.
Сначала была наивная уверенность, что все это скоро кончится, что он выберется из этой жуткой ситуации не сегодня, так завтра, ну в крайнем случае через неделю. Однако неделя шла за неделей, месяц за месяцем, а ничего не менялось, наоборот становилось только хуже.
Потом наступил период депрессии, безнадеги, когда жить не хотелось. Когда каждое утро просыпаешься и понимаешь, что больше нет тебя – свободного парня. Есть Барсик, который вынужден молча, беспрекословно выполнять чужие приказы, желания, прихоти. И так будет продолжаться день за днем до самого конца.
Тогда он мечтал о том, чтобы все это прекратилось раз и навсегда. Лучше уж вообще не жить, чем так, словно скотина.
А потом природное упрямство, шальной характер и жажда жизни победили. Очнувшись после очередных побоев, Тим понял, что несмотря ни на что, в душе жила уверенность, что рано или поздно у него получится выбраться из всего этого дерьма. Надо только выжить, не сломаться, не потерять самого себя в этом безумии.
И он выживал, затолкав поглубже свою гордость и бешеный норов. Работал, делал то, что от него требовали. Отрешенно наблюдал за происходящим вокруг, стойко переносил все наказания. Должен быть шанс выбраться из этого ада, главное не упустить его.
Вторым его хозяином стал суровый мужик, у которого в распоряжении было несколько шахт. Там он узнал, что такое работа на износ, на грани сил и возможностей, что можно до слез тосковать по солнечному свету и свежему воздуху. Чуть не погиб во время обвала, но выкарабкался. Один из всех, кто находился в тот момент под землей.
Потом был третий хозяин. Хозяин крупного бизнеса, день и ночь пропадающий на работе. После шахты работа у него воспринималась как увеселительная прогулка – ухаживать за садом, домом, небольшой конюшней. Все бы ничего, да вот его жена с первой же минуты положила глаз на молодого раба. Вот тут-то он впервые понял, что это такое когда нет возможности отказать. Да какое там отказать! Тебя ведь никто и не спрашивает. Приказано, значит делай. Иначе…
Этот кошмар закончился, когда хозяин заподозрил что-то неладное. Тогда ему тоже крупно досталось, и через неделю опять была перепродажа.
По какой-то нелепой иронии судьбы он попал в руки к подруге жены предыдущего хозяина. И назначение у него тогда было только одно. Лучше не вспоминать те вещи, что приходилось вытворять. До сих пор передергивало от отвращения, стоит только вспомнить уже несвежую, но все еще молодящуюся тетку, украшающую свои покрытые пигментными пятнами пальцы массивными перстнями, завивающую крашеные волосы, ярко красящую дряблые губы. Тимуру приходилось держать себя в руках, чтобы не передергиваться каждый раз, когда она к нему приближалась. А уж ее дружеские посиделки с такими же перечницами, вообще вспоминать не хотелось! Хихикающая старая нимфетка любила похвастаться им перед своими подругами красивым рабом. Он был вынужден стоять перед ними и терпеть жаждущие плотоядные взгляды. Кстати, иногда она милостиво делилась им… брррр. В тот момент он просто ненавидел свой внешний вид, благодаря которому теперь он превратился в игрушку для озабоченных сучек.