— Да что за бред? — взвилась Марика, — все, он без браслета и дома, и на людях, поэтому я его забираю. Какие три часа?
Лазарев проигнорировал ее, не отрываясь, глядя на пристава:
— Клиентку свою утихомирьте, пожалуйста.
У того заходили желваки на скулах. Понял, что просто так никто не собирается им уступать и нахрапом дело не решить.
— Марика, послушайте, молодой человек все правильно сказал. Хозяйка в своём праве. Она может воспользоваться консультацией специалиста, — потом в его взгляде скользнули злорадные нотки, — у вас есть три часа, начиная с этого момента.
Он зафиксировал время в своей папке.
— Так же, раз вы так хорошо осведомлены, хочу вам напомнить главное условие. Во избежание нежелательных действий с имуществом, вопрос о конфискации которого поднят, оно должно находится под контролем пристава на это время. Так что пока вы звоните, ищите специалиста, который все равно подтвердит законность наших требований, как вам не хотелось обратного, раб должен находится здесь, при мне. Никаких тайных отводов в другие помещения, или закрытых разговоров.
Скотина! Мне так хотелось утащить Тимура в строну, и сказать, чтобы не смел дёргаться, чтоб был тише воды, ниже травы. Теперь остаётся только надеяться на его благоразумие, если вообще можно о таком говорить. Это же Тимур! Он никогда не отличался сдержанностью. Смотрю на него, чуть ли не умоляя взглядом. Только не подведи. Только не вспыли! Марика тебя не получит, я обещаю.
Тимур на меня не смотрит. Взгляд в пол, кулаки сжаты, дыхание тяжёлое.
Пристав проходит чуть вперед, указывает на стул и интересуется:
— Позволите? — мне не остаётся ничего иного кроме как кивнуть. Потом обращаюсь к Тиму, — ты тоже садись.
Мне плевать на всех остальных, я не позволю стоять ему три часа как на витрине, под их взглядами.
Тимур механически выполняет мое указание, опускаясь на другой стул. Мыслями он где-то в другом месте.
— Блеск! Три часа псу под хвост! — раздражённо выдает Марика, и, сложив руки на груди, направляется к дивану. Садится, закидывает ногу на ногу, всем своим видом излучая недовольство.
Я завожусь до небес, глядя на эту сучку, но сдерживаю эмоции и бесстрастно обращаюсь к мужику:
— Насколько я помню, пристав должен находится три часа рядом с имуществом.
— Все верно, — с готовность кивает он, и сам цитирует нужную статью.
— Спасибо, — молодец дядя, то, что надо. Иду к двери, распахиваю ее, и, глядя на Власову, громко произношу, — на выход!
— Ага, сейчас, — фыркает она, — я здесь по делу, так что…
— По делу здесь он, — киваю на пристава, — и он сейчас четко озвучил, что только пристав имеет право находится здесь три часа. Всех остальных это не касается.
Марика вспыхнув, посмотрела на него. Мужчина, недовольно поджав губы кивнул, подтверждая мою правоту. Он уже явно был не рад, что связался с нами. Одно дело грузить простофиль, и совсем другое, когда встречаешь людей, знающих не меньше тебя.
— Я никуда не пойду! — холодно ответила Марика, смерив его презрительным взглядом.
— Хорошо, тогда я подам иск за незаконное вторжение на частную территорию.
Власова сердилась, смотрела на пристава в поисках поддержки, но он лишь пожал плечами.
В гостиной повисла тишина. Все смотрели на белобрысую. Я — настойчиво распахнув дверь. Лазарев — тяжёлым взглядом исподлобья. Тимур — холодно, пытаясь спрятать ярость за маской равнодушия. Пристав — явно не собираясь ей помогать.
Наконец девица поднялась на ноги и, раздражённо вихляя задом, направилась к двери. Поравнявшись со мной, ядовито произнесла:
— И что? Думаешь, что-то изменится от этого? Оттого что я не здесь, а на крыльце?
— Никакого крыльца. Десять метров от моего дома, в противном случае буду считать это злостным нарушением моих границ.
Она чуть не зашипела и выскочила прочь. Не глядя на нее, захлопываю дверь и, кивнув Никите, направляюсь в сторону кабинета. Проходя мимо Тимура, чуть заметно сжимаю его плечо, чувствуя, насколько он неподатлив, напряжен. Ничего, прорвёмся.
Врываюсь в кабинет, следом за мной влетает Лазарев:
— Звони Барсадову!
— Без тебя знаю, — уже включаю компьютер.
Господи, только бы он был дома!
Опять унылые гудки, разрывающие душу в клочья. Опять чувствую, как стены давят на меня, не давая вздохнуть. Хуже чем в корсете.
— Пожалуйста, ответь, — беззвучно шепчу, лишь шевеля губами, — ответь.
Гоню прочь страшные мысли о том, что будет если абонент не откликнется. Мне нужный трезвый ум, не замутненный паникой и страхами.