В дверь стучат и я, собрав остатки самообладания, сил, душевного равновесия, иду открывать.
Первым делом вижу перед собой документы. По привычке внимательно читаю, слушая, как полицейский озвучивает цель их визита, и ненавязчиво оттирая меня в сторону, проходит внутрь дома.
Скользит взглядом по обстановке, на долю секунды задерживаясь на каждом из присутствующих:
— Где пристав, по вызову которого мы приехали?
— В кабинете, — кивая головой через плечо, — с префектом разговаривает.
Полицейские в недоумении смотрели на меня, ожидая пояснений, а я лишь развела руками. Понятия не имею, о чем там разговор, меня никто не приглашал в нем участвовать.
Один из стражей порядка все-таки идет к кабинету и заглядывает внутрь, после чего возвращается обратно, и, кивнув остальным, встает в стороне.
Мой дом сегодня напоминает поле боевых действий и проходной двор одновременно. Столько незнакомых и неприятных людей одновременно на такой небольшой территории — это перебор. У меня даже дышать нормально не получалось в этом аду.
Марика мечется из стороны в сторону, раздраженно поглядывая на часы.
Тим с Никитой сидят чуть поодаль. Лазарев ни на секунду от него не отходит, опасаясь необдуманных действий.
Стражи порядка хмуро смотрят то на одного, то на другого, нервируя меня, да и всех остальных одним своим видом.
В безмолвной неизвестности проходит еще несколько минут, после чего тишину гостиной разрывает звонкая трель телефона Власовой.
Она раздраженно открыла маленькую сумочку, извлекла свой телефон и, глянув на экран, ответила:
— Пап, мне сейчас некогда, давай попозже…
Марика заткнулась, потому что с другой стороны трубки полился откровенный трехэтажный мат. Ее телефон был настроен так, что мы невольно услышали всю пламенную речь ее отца четко, разборчиво со всеми деталями.
"Подруга" опешила, растерялась, и замерла посреди комнаты как статуя, пытаясь вставить хотя бы слово в поток ругани, обрушившийся на нее:
— Пап…
— Какого черта ты творишь? Совсем мозги атрофировались???
— Пап, я не понимаю… ты чего? — мычит она, с каждой секундой краснея все больше и больше.
— Да ты вообще ничего не понимаешь, безмозглая! На тебя сейчас разнарядка пришла за незаконное вторжение на частную территорию и попытку присвоения чужого имущества. Чужого раба! Тебе, ****, своих не хватает что ли?
— Все законно, — начала было она, но безрезультатно.
— Рот свой закрой! Сейчас только что звонил знакомый из следственного комитета, интересовался что происходит! Ладно, хоть предупредил! Вот бы сюрприз был, скрути они тебя на улице! В общем, домой, живо! Ты у меня и шага теперь не ступишь без разрешения! Позорище! Где ты сейчас?
Марика что-то промычала, ее папаня на миг замолк, а потом разразился новым потоком брани:
— Ты там, да?! В чужом доме? Пытаешься увести чужого раба???
— Да, я его подарила, а они тут… Я просто хотела забрать… С приставом…
— Молчи, дура! Просто молчи! Во взрослые игры решила поиграть?
Власова вся сжалась от грозных отцовских воплей, бросила затравленный взгляд в сторону двери. Похоже, хвост он ей хорошо накрутит, чтобы неповадно было к другим лезть.
В гостиную заходит префект, следом за ним, подобострастно улыбаясь, семенит пристав. Все, наговорились? Внутри поднимается цунами. Я больше не могу держать себя в руках, нервы обнажены, каждый звук отзывается болью в грудной клетке.
Они подходят ближе, и я уже просто не могу сделать и вдоха.
Пристав выходит вперед и начинает растекаться передо мной в извинениях, дескать, это недопонимание, недоразумением, ошибка. Старался из всех сил, разве что руки лобызать не начал. У меня ступор, ничего не понимаю, а спросить, уточнить, просто нет сил. Только смотрю на него, медленно моргая.
Тут закручивается новый виток событий. По служебной рации полицейским поступает вызов. Ответ, минутное молчание, выслушивание собеседника, в конце невозмутимое "принято", и отбой.
Не проходит и двух секунд, как наглая блондинка, измотавшая нам все нервы, оказывается с заломленными за спину руками. Один полицейский невозмутимо читает ей ее права, другой, скрутив, ведет к выходу. Остальные просто идут следом, извинившись за доставленные неудобства.
Власова настолько ошарашена происходящим, что даже не пытается сопротивляться. Только нелепо открыла рот и недоверчиво распахнула глаза, не понимая, как так вышло, что только недавно она была на коне, практически получив желаемое, а сейчас ее уводят как преступницу. Не знаю, что ее ждет дальше, да мне, если честно, плевать на ее дальнейшую судьбу.