— На сегодня хватит. Когда следующая примерка?
— Завтра, господин герцог! — с готовностью отозвался местный кутюрье, руководивший всей этой вакханалией тряпок. — Мы умеем работать быстро, так что ваша дама получит свои наряды в кратчайшие сроки!
ЕПРСТ! У меня от ужаса на несколько секунд язык отнялся. Я-то рассчитывала перетерпеть разок, а потом таки найти сундук ведьмы и слинять из замка до того, как эти чертовы вериги сошьют! Тут же работы до фига и больше! А они здесь, оказывается, стахановцы?! И мне придется все это носить?!
Потрясение оказалось слишком сильным. Я пару раз хватанула ртом воздух, мысленно матом возопила к крысу, словно он мог спасти меня от кружев и булавок, а потом… просто разрыдалась.
— И что все это значит? — суровым, но при этом немного растерянным голосом поинтересовался герцог из своего кресла и с сомнением уточнил: — Тебе мало нарядов? Надо еще?
— Нет! — выдавила я сквозь рыдания. — Наоборот! Слишком много!
— Хм… Ну давай оставим только те, которые тебе больше всего понравились, — теперь Валентайн смотрел на меня недоверчиво и с некоторым скептицизмом, очевидно, пытаясь определить: это хитрый трюк, чтобы заставить его еще раскошелиться, или я действительно заболела?
Крыс где-то там на заднем плане тоже слегка ошарашенно помалкивал и не комментировал.
Стиснув зубы и кое-как уняв рыдание, я трясущимися руками содрала с шеи сборчатую колодку, которую местная мода пыталась выдать за воротник, подошла к Валентайну и накинула это дело ему на шею. С трудом удержалась, чтобы не затянуть изо всех сил, но вспомнила, что эта удавка сама по себе пытка, и просто подсунула кружева ему под подбородок:
— Оно все такое! Все! Сам попробуй в нем дышать… — и снова залилась слезами, не обращая внимания на явно оскорбленного кутюрье, который принялся задвигать про красоту, которая требует жертв, и про последнюю столичную моду.
Герцог содрал с себя воротник и уставился на моментально заткнувшегося кутюрье, прожигая его взглядом. Тот обреченно сдулся, шепотом раздал указания, и с меня, во-первых, моментально смотали жесткую парчу, пять километров другой накрахмаленной фигни и распустили завязки на корсете.
А-а-а! Воздух! Я могу дышать!!! За одно это можно Валентайна добровольно расцеловать… но Римус не одобрит. А он мне нужнее.
— Если господину герцогу будет угодно… мы можем одеть его даму в стиле кашгарских красавиц, он только-только входит в моду, — с кислой миной поведал портной. — Это несколько… рискованный, вольный фасон, и при дворе не все находят его приличным, но молодые дамы и их кавалеры в восторге. Только должен предупредить, эти наряды требуют особой ткани — кашгарского шелка, а он стоит в несколько раз дороже традиционной парчи и самого тонкого шитого льна.
Пока он говорил, девушки-служанки успели утащить прежнее барахло и внести рулон чего-то похожего на очень тонкий, мягкий шелковый трикотаж.
— Эти платья носят без корсетов, — поджимая губы, продолжал кутюрье, пока мне на плечи накидывали действительно красивый однотонный шелк бирюзового цвета. А на картинке я разглядела очень простой фасон, легкий, летящий, но местами весьма облегающий силуэт. Кхм, наверняка по меркам здешних ханжей в такой одежде девушка выглядит почти голой. Ведь под него не запихнешь три десятка нижних юбок и еще пару нижних рубашек.
А портной продолжал разливаться соловьем:
— Они подчеркивают достоинства фигуры, может, несколько излишне, но если задекорировать его золотой сеткой, вот этим кружевом и накидкой из пранского бархата… правда, это увеличит цену платья еще втрое…
— Не надо сетку! — я уже достаточно опомнилась, чтобы перестать строить из себя реву-корову и взять судьбу своей одежды в свои руки. — Достаточно вот тут и вот тут добавить небольшую драпировку, и все будет выглядеть прилично, — я уверенно ткнула пальцем в рисунок.
Кутюрье всмотрелся и поднял на меня заинтересованный взгляд. А я мысленно скрестила пальцы и с апломбом закончила:
— И вообще, навешивать на себя половину герцогской казны — дурной тон. Это пристало нуворишам из купцов, но никак не аристократам!
Валентайн уже вернулся в свое кресло у камина и даже получил от мило краснеющей юной горничной чашечку кофе. Услышав мои последние слова, бедолага закашлялся, поперхнувшись напитком. А у меня в голове ему эхом вторил сдержанно кхыкающий Римус.
Ой, подумаешь! Какая неожиданность, ведьма — и не попугай. Сами такие.