— Да-да! — горячо закивала блондинка и снова поймала меня за руку, вцепилась мертвой хваткой и потащила за дверь. — Ты просто посмотри! Вдруг ты все же сможешь их спасти!
«Господи, куда я лезу?! — в ужасе думала я, болтаясь на буксире у целеустремленной герцогской сестрицы. — Врачиха нашлась, спасительница! Да мне голову оторвут, если я сунусь с лечением, которое не поможет! А поможет — не лучше, решат еще, что кто смог вылечить от яда, тот, значит, и отравить способен! Знаю я эту средневековую логику…»
Но остановиться я не могла. Тряслась заранее, ругала себя и чертову блондинку последними словами и шла… потому что я могу сто раз быть эгоисткой и стервой, но там умирают просто хорошие люди, среди них ребенок… и если есть хоть самый мизерный шанс им помочь… я не смогу не попытаться.
Комната, в которую притащила меня Николет, оказалась на предпоследнем этаже — видимо, среди слуг эта семья занимала особое положение. Им выделили большое, хорошо убранное и довольно щедро обставленное помещение с двумя окнами, камином и даже несколькими спальными нишами, в которых за немного ветхими занавесками стояли кровати.
Но сейчас здесь царило траурное настроение. Видимо, пока мы собирались, больным стало хуже: в комнате резко пахло рвотой и еще чем похуже, пара служанок суетилась возле очень бледного пожилого дядьки, полулежащего в кресле у камина с большим тазом на коленях, еще несколько хлопотали в спальных нишах — наверное, там находились остальные члены семьи.
«Эй! А ты зачем сюда приперлась?!» — раздался в моей голове очень возмущенный голос Римуса, пока я оглядывалась.
«Отстань, — не менее мрачно огрызнулась я и покосилась на руку, за которую все еще судорожно цеплялась Николет. — Видишь же, что не сама пришла!»
Белый от ярости и мрачных предчувствий Валентайн обнаружился в одной из ниш, где он сидел у изголовья кровати, на которой металась в бреду растрепанная пожилая женщина.
— Какого?! Чтоб вас!.. — рявкнул он, когда блондинка метнулась к той же кровати и, всхлипнув, присела на ее край. — Зачем ты притащилась, Николь? И… Какого… Ты-то тут зачем?! — заметил он меня. — И где лекарь, чтоб его… — он устало и безнадежно посмотрел в сторону двери, а потом добавил очень тихо, но с ледяной яростью: — Найду кто… убью.
И тут же склонился над женщиной в постели, которая застонала и попыталась открыть глаза.
— Ваша светлость… — в комнату проскользнул Аллистер. — Ваша светлость… лекаря Косилиуса нет в городе. Он до рассвета уехал принимать роды в поместье Сотсонов. Мы послали нарочного, но… Как только станет что-то известно — я вам сообщу.
— Хорошо, — кивнул герцог. — Сам из замка ни ногой! И… еду на кухне пусть всю собаками проверят.
— Да, ваша светлость, — поклонился секретарь и свалил из комнаты.
Пока Валентайн беседовал с Аллистером, а Николь тихо плакала, сидя у изголовья кормилицы, я напряженно размышляла. Да ептыть, не врач я! Ну похоже немного на то, как было с Рексом… слизистые у него побледнели, рвота была, но пришлось все равно желудок промывать и…
А собственно, какая разница? Я уже все равно по уши. Так…
— Прекрати реветь и слушай, — я сдернула блондинку с края кровати и оттащила в уголок за занавеску. — Надо промыть им желудок. Для этого необходимо много теплой воды и горчица, она наверняка есть на кухне, ее к столу подавали. Узнай, есть ли в замке белая глина, — здесь вроде был гончар, я слышала. И уголь! Обычный древесный уголь надо мелко раздробить, положить на сковородку под плотную крышку и прокалить на огне полчаса.
«Ты ей еще посоветуй отвар сварить, — с ехидством проворчал Римус, а потом посерьезнел и принялся вещать: — Накрустянку и мижолость не забудь. Собрать можно за конюшней, там их до кончика хвоста… Только корни, помыть, обсушить на полотенце, три минуты на ярком солнце подержать, порезать мелко и в кипяток на четверть часа».
Уф… точно же! Крыс с настоящей ведьмой семьдесят лет прожил, всяко нахватался. Вот кого спрашивать надо было!
Я выдохнула и быстро продиктовала Николет про отвар, а потом добавила:
— Все надо делать быстро! И скажешь, что это ты в книгах вычитала, а я ни при чем, поняла?! Распоряжайся сама, меня никто не послушает.
— Но меня тоже никто не будет слушать, — растерянно пробормотала зареванная девчонка, и я уже хотела на нее шепотом рявкнуть, но она сама взяла себя в руки, выпрямилась, вздернула подбородок, решительно вытерла глаза и прошагала в нишу к брату, но Валентайн только посмотрел на меня через ее плечо очень внимательно и рыкнул сестре: