— Счастье мое, — сказал он в ответ на ее стон. — Счастье… — повторил он шепотом, принимая ее полную капитуляцию.
Он понял. Ну конечно, понял. Но теперь и она тоже.
Она слышала его учащенное дыхание, видела его глаза, которые, казалось, прожигают ее собственные голубым огнем. Он приподнялся, опираясь на руки, и, передвинувшись, нашел еще один укромный уголок, чуткий комочек плоти, надежно спрятанный в складках кожи.
— Расцветайте, розочки, — нежно произнес он, погружаясь в шелковистую мягкость ее груди, заставляя соски напрячься. Наблюдая, как они «расцветают», он снова поменял тактику.
— Теперь прочь рубашку, моя дорогая, и долой одеяла и подушки. Я хочу видеть тебя совершенно… свободной от покровов.
Скотти потеряла дар речи. Мыслей в голове тоже не осталось, кроме одной — она еще острее хотела заставить его потерять контроль над собой, отказаться от железной выдержки, которая стоила ему нечеловеческих усилий, он так долго сдерживался ради нее. Теперь она хотела, чтобы они тонули в их совместном водовороте — восторженная дебютантка и мастер со стажем.
Скотти совсем не смущала собственная нагота, напротив, она доставляла ей радость. Кэл же использовал их беспорядочные движения, чтобы самому скинуть «боксеры» и заодно сбросить с кровати все подушки и покрывала, превратив их широкое ложе в гладкое кремово-ванильное пространство.
Падая на спину, точно на середину кровати, совершенно обнаженный, он с легкостью подхватил Скотти и поднял над собой. Взгляд его затуманенных желанием глаз был серьезным и обжигающим.
— Тебе лучше быть сверху в первый раз, солнышко. Ты такая маленькая и хрупкая.
Продолжая смотреть ему в глаза, Скотти отрицательно покачала головой.
Он издал хриплый стон и потянулся к прикроватному столику. Она поняла, что он собрался делать. Но та новая Скотти, которая проснулась в ней и которая любила Кэла, не хотела даже самой тонкой преграды между ними. Только не в первый раз. Скользнув под него, пока он тянулся за пакетиком, Скотти протянула к нему руку, провела пальцами по всей длине затвердевшей мужской плоти. Она смотрела ему в глаза, ожидая, чтобы его возбуждение взяло верх над выдержкой, и, когда она добилась своего, в ней поднялась волна искреннего ликования.
— Счастье мое, — простонал он, — если ты будешь так делать, я могу просто не войти в презерватив.
— Зато ты можешь войти в меня, — ответила она шепотом.
В его ярко-голубых глазах наконец отразилось понимание, затем крайнее изумление, которое почти отрезвило его.
— Ты хочешь сказать… а если ребенок, Скотти… ты готова рискнуть?
— А ты?
Скотти с трудом расслышала, как он сказал: «Боже мой, да».
Он наконец ворвался в нее, окончательно утратив способность контролировать силу своего желания, погрузился, мгновенно заполнив ее одним уверенным движением. Продолжая смотреть в его глаза, она увидела, когда он испытал оргазм; и сама она беспомощно летела вместе с ним, увлекаемая потоком ощущений, оставив позади опасения, предположения и намеки, к новой реальности, которую они создавали вместе.
Глава 10
Утренний свет пробивался из зашторенных окон. Скотти мерила шагами холл второго этажа, отчаянно борясь с желанием вернуться в спальню. Ей хотелось снова забраться в постель, из которой на самом деле и не стоило вылезать.
Ну хорошо, хорошо, заниматься самокопанием вполне в ее духе, думать и передумывать, изводить себя одной и той же мыслью до потери сознания. Но прошедшая ночь была так хороша, что ей стало страшно.
Когда Кэл наконец уснул, удовлетворенный и далекий, Скотти едва задремала. Поднявшись раньше, чем обычно, она па цыпочках вышла из комнаты, объясняя свое бегство тем, что надо было выпустить собак. Ярко светило утреннее солнце. Выпуская Даффи, Иггза, Лули и Уиннера, Скотти слышала, как старый Титч со Скелетом начинают свою работу.
Даже отвратительная привычка Титча жевать табак уже стала казаться ей… неотъемлемой частью «Приюта у Мод», что ли.
Однако ее тянуло туда, к дверям спальни, ведь там был Кэл. Кэл в огромной кровати с пологом… Поэтому когда Лули и Уиннер вернулись в свою корзинку, Даффи взобралась на свой любимый диван, а Иггз удалился на веранду, ноги сами принесли Скотти на верхний этаж.
Вид обнаженного Кэла, спящего на ее простынях, которые и по виду, и на ощупь напоминают растаявшее ванильное мороженое, согревал ее душу. Она не могла наглядеться. Просто обложка календаря. Мистер Январь-тире-Декабрь, двенадцать в одном. Скотти считала, что ее мнение вполне объективно, несмотря на то что она любила Кэла, обожала каждый дюйм его тела.