— Ну да, конечно. Можешь идти к черту.
Паймон посмотрел в сторону, потом снова повернулся ко мне лицом. Его кожа истаяла, обнажив красный череп и полыхающие огнем глазницы. Раскрылся рот — длинный и перекошенный. От изданного им воющего звука у меня заледенела душа. Я в ужасе закричала, не имея возможности отползти назад, пока голос не оставил меня.
Затем передо мной снова предстал красивый улыбающийся мужчина.
— Дорогая, ты — средство, ведущее к достижению замысла — замысла, чудесным образом идущего на пользу мне. — Паймон присел рядом со мной, склонив голову набок. — А теперь ты пойдешь со мной или по-хорошему, или очень, очень по-плохому.
Я глубоко вздохнула, но мне все равно не хватало воздуха. А как же Зейн? Если Паймон схватит меня, то я не смогу привести ему помощь.
— Ладно. Ты… ты можешь убрать от моих ног эти мерзкие корни?
Коротко улыбнувшись, Паймон взмахнул рукой. Корни задрожали, иссохли и за секунды превратились в пыль.
— Я рад, что ты сдел…
Я со всей силы ударила его зажатым в руке камнем по виску. Его голова дернулась в противоположную сторону, но уже через секунду он смотрел на меня и смеялся. Смеялся.
Из раны на виске текла не кровь. Ее лизали языки пламени.
Паймон схватил меня за руку, жестко стиснув мои пальцы.
— А вот это было не очень любезно, дорогая.
— Боже, — выдохнула я, уставившись на его горящую голову.
— Не угадала. — Он вздернул меня на ноги. — Скажи «пока-пока».
Я открыла рот, но не успела издать ни звука — мой мир погрузился во тьму.
Глава 25
Я медленно приходила в себя. Вернувшееся чувство осязания первым дало понять, что ничего хорошего меня не ждет. Я не могла шевельнуть ни рукой, ни ногой. Они были привязаны к холодному полу, и когда я потянула руки, веревки врезались в запястья.
О черт.
Потом вернулось обоняние. В ноздри ударил плесневелый запах — знакомый, однако я не могла выудить из памяти воспоминание, где уже его ощущала. С усилием приоткрыв глаза, я уперлась взглядом в металлические балки наверху.
Свечи давали мало света, но в тенях, создаваемых их мерцающим танцем, я разглядела баскетбольное кольцо без щита. Опустив глаза, прошлась взглядом по глубоким царапинам на полу, пока те не исчезли за нарисованной белым мелом линией — кругом. Сам круг тоже пересекали линии, только прямые. Я повернула голову, поморщившись от тупой боли в висках. И там линии.
Слегка искривленная пентаграмма. Дело дрянь.
Я находилась в старом спортзале на нижнем этаже нашей школы, связанная в самом центре пентаграммы и… что это лязгает? Выгнув шею, я попыталась рассмотреть что-либо за сотней белых свечей, поставленных вдоль всей линии круга.
В тенях двигались какие-то существа. От тихого лязганья их зубов и поросячьего повизгивания у меня кровь стыла в жилах. Истязатели.
— Очнулась? Хорошо, — раздался из теней протяжный голос с сильным южным акцентом. — Ну что ж, приступим.
Я резко опустила подбородок, устремив взгляд себе в ноги. Паймон снял пиджак, вытащил из-за пояса красную рубашку. Он подошел к краю круга, остановился и, глянув вниз, шагнул назад. У меня возникло нехорошее подозрение.
— Не будешь входить? — спросила я.
Паймон, откинув голову, рассмеялся.
— Эта прелестная, немного искривленная пентаграмма может с легкостью превратиться в демоническую ловушку, так что мои лоферы[37] ни на сантиметр не пересекут этой линии.
Мои руки сжались в кулаки, и кольцо впилось в кожу.
— Разве это не затруднит сотворение заклинания?
— Ничуть, моя дорогая, — ответил он, опустившись на колени. Ирокез у него на голове был длиннющим. — Для этого я и привел своих лакеев. Ко мне, лакей!
Из теней слева от меня вышел еще один демон. Я его раньше не видела, но улыбка у него была просто жуткая. С трудом сглотнув, я переводила взгляд с одного демона на другого. Никто не придет и не спасет. Не знаю, выжил ли Зейн в битве с Геллионом. Рот, наверное, даже понятия не имеет, что меня схватили. И я сама не смогу защитить себя, если только с помощью какого-то фокуса не сниму с себя веревки. В этот момент я осознавала три вещи. Мы все попали: я, человечество и вселенная.
— Признаюсь, Набериус меня разочаровал. Он должен был доставить тебя без моего вмешательства. Покажи ей, как я был тобой недоволен.
Лакей помахал левой рукой, на которой не хватало четырех пальцев. Остался только один — средний.
— Они отрастут. Медленно.
— И болезненно, — добавил Паймон с радостной улыбкой. Он плавно поднялся. — Ладно, Набериус, пролей кровь Лилит. Не буду же я торчать здесь всю ночь.
Исполнительный слуга осторожно перешагнул линию круга и тоже встал на колени. У меня упало сердце.
— Подожди!
Набериус схватил мою руку одним пальцем. В другой его руке блеснуло что-то металлическое.
— Подожди, я сказала!
Паймон вздохнул.
— Теперь будешь меня умолять? Захочешь перейти на темную сторону? У тебя уже была такая возможность, моя дорогая. Я убью тебя, когда закончу со всем этим. Ну, наверное, поразвлекусь с тобой сначала, но потом все равно убью.
К горлу подкатила паника, но я знала, что если поддамся ей, это будет конец. С гулко бьющимся сердцем я попыталась подтянуть к себе ближайшую к Набериусу руку, но веревка держала крепко.
— Почему?
— Почему? — передразнил Паймон меня.
— Почему ты это делаешь? — У меня пересохло во рту. — Ты на самом деле хочешь начать Апокалипсис? Ты на самом деле думаешь, что это сработает?
Паймон откинул голову назад.
— Апокалипсис? — Он рассмеялся, и его грудной смех эхом пронесся по спортзалу. — О, дорогая моя, так думают Стражи?
— Ад тоже так думает.
— Так думает Босс? Потрясающе! Апокалипсис, конечно, сулит веселые времена, но мне нет до него ни малейшего дела.
Я была поражена до глубины души.
— Ты… ты не хочешь выбраться из Ада?
— Ох, ну какой же демон не хочет выбраться из Ада? Возьмем меня, к примеру. Я служу Боссу больше двух тысяч лет. И мне ничего не хочется так сильно, как сказать этой жизни «оревуар»,[38] но я здесь не потому, что так хочу, а потому, что так нужно. Как и ты, я лишь еще одно средство достижения замысла.
— Я… я не понимаю. — И я действительно не понимала.
Губы Паймона, широкие и выразительные, искривились в усмешке.
— Что ж, в этом есть своеобразная ирония. И это печально.
— Правда? — Набериус теребил мою руку, пытаясь повернуть кольцо. — Тогда объясни мне. Если я умру, то хотелось бы знать, по какой причине.
Паймон оглянулся, затем снова взглянул на меня.
— Ты когда-нибудь любила?
— Что? — Вот уж не ожидала подобного вопроса.
— Я спросил: ты когда-нибудь любила?
— Я… — Я не знала. Я любила Зейна, но как мужчину или как брата? Я не была уверена. А Рот… Наверное, я бы полюбила его со временем. Или уже была немного влюблена. — Я не знаю.
— Интересно, — отозвался демон. — Когда любишь, рискнешь всем ради счастья любимого. Даже концом мира. — Он пожал плечами. — Когда тебя разлучили с любимым, ты сделаешь всё что угодно, чтобы воссоединиться с ним. Абсолютно всё. Что? Ты выглядишь такой шокированной. Думала, демоны не могут любить? Могут. Наша любовь мрачноватая и, возможно, извращенная. Мы любим до самой смерти. Большинство бы не захотело оказаться объектом нашей любви, но то, что мы чувствуем, изменить невозможно.
Я не понимала, какое отношение его любовь имеет к возрождению Лилин. Может, он считает, что его любимая перевоплотится в одну из них?
Паймон закатил глаза.
— Вижу, ты так ничего и не поняла… Я говорил о твоей маме. Вот почему в этом есть своеобразная ирония.
— О Лилит? — пискнула я.
— Ты не можешь назвать ее мамой? Уверен, это согрело бы ее холодное сердце.
— Нет, не могу.
Он прошел вдоль линии круга.
— Твою маму держат в огненной пучине Ада — там, куда отправляет демона демоническая ловушка. Пока Босс в Аду, никто не может приблизиться к огненной пучине или выбраться оттуда. Единственный способ вытащить Лилит — выманить Босса на землю. Сейчас наступит Апокалипсис или потом — не важно. Босс выйдет на поверхность, если возродятся Лилин. Всего одна минута с любимой стоит риска потом вечность провести без нее.
37