Я вернулась в безмолвный дом и не нашла ни одного живого человека. Плохо помню, как приводила себя в порядок, как добиралась до деревни и отправляла телеграмму родителям, и как сообщала о произошедшем нападении в полицию. И если бы последние не были шокированы увиденным, могла и не узнать, что все восемь вооруженных людей в черном одеянии были разорваны, как и большая часть прислуги. И что мисс Исмей погибла не от удара мечом.
Так родители узнали, что я отмеченная. И о моем редком даре и страшном проклятии.
Подробности нападения на Хамст-мэнор замяли, а во мне стали подавлять пожалованные силы. И за все эти годы отец лишь раз попросил меня воспользоваться даром.
Выходец из нашей бывшей колонии, а ныне Свободных Земель, предложил отцу выгодную и вроде бы надежную сделку. Отец всегда подобные вопросы решает сам, но в тот раз все же решил прибегнуть к моей помощи. Очень уж ему не хотелось упускать столь выгодное предложение. Ради такого случая мне перестали приносить настойку. Я была счастлива. А через пару дней, когда ее действие снизилось, по самому незначительному поводу заливалась слезами.
Я плохо помню, как проходила встреча с южанином. Он был слишком многословен и эмоционален, а мне и так было не просто. Я все пыталась не разреветься после того, как гость рассказал о море, о том какое оно было ласковое в то время года.
Предложенная отцу сделка была честная, но влекла за собой сомнительного характера дальнейшее сотрудничество. Я подтвердила опасения отца и в тот же вечер беспрекословно сама выпила свою «ежевечернюю горечь».
После того случая уже не так пристально следить за тем, как я принимаю свое лекарство. Чем я и собиралась воспользоваться.
Глава третья
Все происходящее воспринимается иначе, когда приходит осознание грядущих перемен. Я готовилась к этому почти год, не потому что хотела, потому что должна, и только сегодня утром вдруг поняла, что день «х» почти наступил. И мне стало по-настоящему страшно, так страшно, что я малодушно укрылась с головой одеялом и не откликалась на деликатные попытки прислуги меня разбудить. Еще немного и они пошлют за мамой или, если она еще спит, скажут отцу.
- Прекратите, я сейчас встану, - мне стало стыдно за свое поведение, да и под одеялом было душно. Не подозревала в себе такой слабости, вернее не думала, что опущусь до того, что продемонстрирую ее. И хотя прислуга восприняла мое поведение как каприз, я-то знала правду.
Откинув одеяло, я перебралась к краю кровати и опустила ноги. Исходящая от окружающих меня людей легкая паника сменилось облегчением, и они приступили к выполнению своей работы, а я отрешилась от происходящего, снижая тем временем свою чувствительность к восприятию чужих эмоций. И этот ежедневный ритуал помог мне обрести душевный покой.
Когда прислуга покинула комнату, я как-то рассеянно огляделась. Все мои апартаменты в наших домах почти ничем не отличаются друг от друга. Слишком светлая отделка, слишком много мебели. Вот дом на Гровер-стрит совсем другой. Хозяйскую спальню мы оформили в темно-шоколадных тонах и мебелью не перегружали. На первый взгляд комната могла показаться темной, но окна выходили на южную сторону, и даже в пасмурный день она такой не воспринималась, была уютной и теплой. А от шелкового ковра светло-коричневого цвета, привезенного Робертом из очередной поездки к Побережью Северного Океана, я была в восторге. Когда его увидела, лишь улыбнулась и поцеловала Роберта в щеку, а хотелось прыгать и хлопать в ладоши. Мне бы понравилось там жить, точно так же, как нравилось в домике при музыкальном лицее в Свободных Землях. С охраной меня не могли заселить в женское общежитие и в мое распоряжение отдали домик директрисы, сама она на время моего обучения перебралась в преподавательский корпус и связанные с этим хлопоты отец ей компенсировал. А я два года прожила в великолепном домике из светлого камня с синими деревянными ставнями. Мне нравился выложенный цветной плиткой пол на первом этаже и кажущаяся легкость мебели из витого металла. И нравились распахнутые окна с закрытыми днем ставнями и как, проходя через них, солнечный свет становился полосатым. И нравился залетающий теплый соленый бриз, совсем не похожий на тот, что врывался в дом в нашей основной летней резиденции. Нравились неровно отштукатуренные и покрашенные стены без вездесущих обоев и деревянной отделки. Нравилось жить в доме одной. Немногочисленная прислуга и привычная охрана не в счет. И даже занятия музыкой не так уж и удручали.