Очень хотелось сразу подойти к Жемчужине, но я остановилась у денника Серебрянки, похлопала ее по шее, погладила по выпуклой морде.
- Прости меня, красавица, но это же Жемчужина. Ты ведь его тоже любишь и должна меня понять. Он больше всех будет по мне скучать, а я уже сейчас готова расплакаться при мысли о расставании с ним, - Серебрянка покивала головой, как будто соглашаясь со мной, но на самом деле просто подставляясь под поглаживания и выпрашивая принесенную для нее морковку. – С тобой сегодня обязательно погуляют.
Пошептавшись с горбоносиком, я скормила ей морковку, поцеловала в бархатистый нос и повернулась к Жемчужине. И на душе стало тоскливо до одурения. Я позвала его по имени, подошла с левой стороны и похлопала по шее. Даже не представляю, как смогу его бросить.
Путь до парка был недолгим. Звон копыт Жемчужины и двух лошадей моих сегодняшних теней разносился по пока еще пустынной улице. Легкий туман и влажность после ночного дождя приятно бодрили. Я люблю дождь, люблю засыпать под шум дождя, но сегодня ночью он против обыкновения не мог меня убаюкать и мешал спать. Слишком много было беспокойных мыслей, навязчивых переживаний, бесконечных сомнений, и дождь, скорее всего, совсем был не причастен к моим липким тяжелым сновидениям. Меня пугает будущее, заставляют нервничать изменившиеся отношения с Робертом, и не перестает расти чувство вины. И сегодняшняя прогулка была небольшим перерывом во всей этой мешанине мыслей и эмоций. Спокойный ровный шаг Жемчужины дарил покой и безмятежность, я стянула левую перчатку и погладила его по элегантно-выгнутой мощной шее, дорогу он знал, и мне не приходилось даже корректировать направление его движения. Моя Черная Жемчужина скучает по мне, в городе у нас меньше возможностей проводить время вместе, и ему не хватает скачек по пересеченной местности Ратшира. И мне этого не хватает.
В столь ранний час Желтая аллея была немноголюдна, и я позволила перейти Жемчужине с шага на рысь. А хотелось пустить его в карьер, перепрыгнуть через какое-нибудь препятствие и забыться в этом стремительном движении, где кроме стука копыт, встречного ветра и учащенного сердцебиения ничего больше нет. Но вскоре воцарилось обычное оживление и пришлось вновь перейти на шаг, а приветствия и разговоры вывели меня из задумчивого состояния. Сегодня это совсем не утомляло, я была весела и общительна, но при этом оставалась немногословной и сохраняла привычную дистанцию с собеседниками. Немного удивляло отсутствие Роберта, но вскоре мне компанию составил принц Генри.
- Доброе утро, Элизабет. Вы сегодня вновь в образе Шахматной Королевы?
Я рассмеялась:
- Доброе утро, Генри. Нет, перчатки не вписываются в этот образ, - я продемонстрировала руку, обтянутую кирпично-красного цвета замшей, с черной амазонкой надевать черные перчатки позволительно только во время траура.
Принц Генри уже не в первый раз заводил разговор о том моем маскарадном костюме, и я решила проявить любопытство. Правда прямой вопрос задать не решилась.
- Мне кажется, вы сожалеете, что не смогли присутствовать на том маскараде. Что-то бы изменилось, если бы это произошло?
- Мы этого никогда не узнаем. И я бы не сказал, что испытываю именно сожаление.
Я чуть более пристально взглянула на него, но подобрать более подходящего слова, чтобы описать испытываемые им эмоции не смогла. Что такого важного для принца Генри произошло на том бал-маскараде? Для меня это была встреча с Красным Шутом, но он точно не может им быть, принц Генри немного выше его ростом. Тогда о чем он сожалеет?
- Бал как бал. Не сказала бы, что он чем-то сильно отличался от проведенного в этом году.
Хотела снять возникшее напряжение, но только вызвала в принце Генри удивление и растерянность. Мы ехали какое-то время в молчании, и я уже была не рада, что затеяла этот разговор.
- Элизабет, вы счастливы?
Я посмотрела на него, и желание отшутиться пропало, а желание солгать в этом и не возникало.
- Не знаю, Генри. Жизнь как будто замерла в преддверии свадьбы.
- Я хочу, чтобы вы были счастливы.
Не знала, что на это ответить, столь откровенно и искренне это прозвучало. И не верила в правдивость того, что говорил принц Генри, и что чувствовал в этот момент.