Взглянув на меня, Итан негромко хохотнул:
- Не стоит этого делать без разрешения.
- Я и не собиралась.
Итан хотел что-то сказать, но его перебил бархатистый голос с легким акцентом.
- Разрешаю.
Я повернулась к Ворону и почувствовала, как щеки заливает румянец. Мантия еще покрывала его тело, но прозвучавший голос не казался приглушенным, а темный взгляд завораживал. И желание его потрогать у меня разом пропало.
- Простите.
Ворон улыбнулся, слегка прогнулся в спине и запрокинул голову, разрывая зрительный контакт. И втягивание мантии значительно ускорилось, хотя проследить за процессом по-прежнему не удавалось. Только рана оказывалась все ближе и ближе к краю, а потом и вовсе исчезла, оставив только кровь на песке. А когда край мантии приблизился к телу, на пару мгновений процесс остановился, и Ворон как будто всплыл на ее поверхность. Он немного неровно вздохнул и обмяк.
Я подалась вперед, испугавшись за его самочувствие, и случайно коснулась пятна крови. И на меня вновь накатило какое-то странное состояние, когда непонятно бодрствуешь ты или спишь. Руку я не отняла, но кровь уже ушла в песок и лишь слегка окрасила пальцы. И тогда я разбудила ту часть себя, что впервые пробудилась в Маниле, преклоняясь перед мощью разыгравшихся стихий. Ту часть, благодаря которой я уже однажды пролила дождем свою боль за сад Богини, взывая к стихии воды. Но сейчас я взывала и к земле. Рука погрузилась во влажный песок как в воду, а вынула я ее блестящей от крови.
- Мэри, что вы делаете?
Я не ответила, лишь пересела ближе к Ворону и просунула руку в распахнутый ворот рубашки. И прикосновение к его коже вызвало во мне ту же волну невероятной тяги, что мы испытали с Итаном. И Ворон, сделав глубокий вдох и распахнув глаза, тоже это чувствовал.
- Кровь твоя – призовет меня, плоть твоя – в услужение мне, семя твое - инициирует сосуд мой, помыслы твои, деяния твои – во благо мира.
Тряхнув головой в попытки избавиться от накатившей слабости, я слегка оттолкнулась от Ворона и повернулась к Итану.
- Мне нужна твоя рука, - привстав, я вынула из кармана складной нож.
Как завороженный, Итан протянул мне левую руку ладонью вверх. Сделав небольшой надрез, я заставила рану кровоточить быстрее. Переплетя наши пальцы, Итан притянул меня к себе на колени, а потом, когда руки достаточно окрасились его кровью, вновь прижал мою ладонь к своей груди. И невесть откуда взявшиеся слова я повторила и ему тем же более мягким и проникновенным голосом. Итан прижимал меня к себе все ближе, и окончание фразы я произнесла, практически касаясь его губ. И я уже почти успела закрыть глаза перед поцелуем, когда почувствовала, что Ворон сел рядом с нами. Улыбнувшись и распахнув глаза, я откинулась спиной на его грудь, а, выпустив нож, смогла сжать и его руку. И почувствовала себя невероятно восхитительно, но усилившаяся после второго ритуала слабость утянула меня в темноту.
Тяжелее всего лежать без сна, когда навязчивые мысли не дают покоя. Я бы предпочла поразмышлять о прочитанных и услышанных сведениях об изнанке, но думалось только о том, что произошло на пляже. И если после случившегося, развив бурную деятельность по переезду из отеля в свой дом, и в последующие дни, занимаясь помимо главной задачи обустройством на новом месте, мне удавалось отвлечься, то проснувшись под утро после этих суматошных выходных, справиться с нарастающим беспокойством не получалось. Даже посторонние звуки, к которым за время путешествия я так и не смогла привыкнуть, меня не отвлекали. В доме я была совершенно одна, супруги фон Ватта жили в отдельном строении, а кот, преследовавший меня эти дни, сейчас охотился в саду. В царящей тишине мне не было страшно или неуютно, мне было одиноко. Почему-то так остро раньше я этого не ощущала. И чтобы окончательно не потерять присутствие духа стоило бы встать и заняться чем-нибудь полезным, но не хотелось. Я совсем не чувствовала себя отдохнувшей и казалось даже, что за эти несколько часов беспокойного сна усталость только возросла. Но я все же выбралась из-под одеяла, долго искала в темноте домашние туфли, потом сдалась и вышла на балкон босиком. Удивительно, но каменный пол не показался мне холодным. Небо уже посветлело и начали просыпаться птицы, тишина на улице не была такой плотной и позволяла мыслить спокойнее и яснее. И дышать стало чуточку легче. Свежий соленый воздух с легким отголоском большой земли, или мне это только почудилось, меня взбодрил.