— Пыхов Ким, к доске!
Ким моментально вскочил. Ошалелым взглядом начал искать классную доску. Но потом все понял. И не обиделся, а только чуть-чуть поворчал на брата. И вообще Ким не стал волынить и сразу согласился идти на ферму, добровольно прекратил забастовку.
Вскоре вся бригада была в сборе. Сзади всех плелся правнук деда Егора Сашка Трунов.
Они шли на ферму полевой тропкой. Справа и слева колосилась, желтела на глазах пшеница, летали наискосок юркие длиннохвостые касатки. Вдалеке среди хлебного разлива маячил высокий серый памятник. Ванята был на ферме ночью и памятника этого не заметил.
— Кому это? — спросил он Марфеньку.
— Саше, — тихо сказала она. — Пять танков он подбил. На этом месте… Пойдем… цветочки ему положим.
Марфенька свернула на узенькую боковую тропку, пошла по ней, раздвигая колосья руками.
Саша стоял на высокой каменной глыбе. Он был похож на мальчишку в своей распахнутой на груди гимнастерке, с короткой челкой волос над крутым упрямым сводом лба.
— Он здешний? — спросил Ванята.
— Не… никто не знает. Спрашивали, а он уже ничего не мог сказать. Только сказал «Саша» — и все… Может, это и не его имя. Может, это его девушка. Но мы все равно Сашей зовем. Это наш Саша…
Марфенька наклонилась, сорвала белую с желтым сердечком ромашку.
— Ты тоже рви, — сказала она.
Ванята набрал букет из ромашек и сизых степных колокольчиков, положил возле серого тяжелого камня. Постояли все немного у Сашиной могилы, помолчали и снова двинулись в путь.
Ферма была уже рядом. На водокачке татакал мотор.
Мать стояла возле коровника и ждала ребят. Ванята подошел к ней строгим степенным шагом и, сдерживая радость, сказал:
— Всю бригаду тебе привел. Всех до одного…
А на ферме уже дым стоял коромыслом. Стучали топорами плотники; колхозники, закрыв носы платками, сваливали в яму белую едкую известку. Двери коровников были распахнуты настежь. Телята бродили в длинном загоне, грелись на солнце.
Ванята подошел к загородке, протянул белому с рыжей звездочкой на лбу теленку комочек серой ноздреватой соли. Теленок облизал соль и Ванятины пальцы, преданно посмотрел на него круглым фиолетовым глазом.
Наверно, он помнил темную ночь, мокрый холодный дождь и мальчишку, который спасал телят от беды. Помнил, но не мог, конечно, ничего сказать…
Кольцо
В конце огорода среди капустных грядок стоял заброшенный колодец. На деревянном, потрескавшемся от времени и зноя вороте висела, теперь уже без всякой надобности, веревка с ржавым крючком на конце.
Воду из колодца не брали уже полгода. В селе провели водопровод, поставили возле дворов чугунные колонки с кранами и короткими тугими рычажками.
Председатель колхоза несколько раз предлагал тетке Василисе засыпать колодец, но она не разрешала и однажды прогнала прочь пришедших с лопатами землекопов.
— Идить, идить, хлопчики! — сказала она. — Не вашего це ума дело. Ишь чего придумали!
Немногие в Козюркине знали, почему добрая и сговорчивая тетка Василиса заупрямилась, не желает сравнивать с землей старый, никому не нужный колодец.
Среди этих немногих были Ванята и его мать. Как-то вечером, когда они сумерничали в избе, тетка Василиса открыла давнюю, видимо, не дававшую ей покоя тайну.
На второй год войны в Козюркино ворвались на танках фашисты. Муж тетки Василисы партизанил в лесах. Она хотела податься туда же, но не успела. Пока то да се, чужаки уже были в Козюркине, шастали по избам, искали партизан и спрятанное оружие.
В дом тетки Василисы заявился длинноногий фриц с автоматом на груди.
— Партизан где? — картавя, спросил он. — Давай партизан!
Тетка Василиса стояла возле окна, нахмурив брови, смотрела на фашиста с белыми черепами на петлицах.
— Я тоби зараз дам партизана, собачий сын! — глухо сказала она. — Иди геть с хаты!
Фашист изучал русский язык по словарику. «Собачьего сына» там, видимо, не было. Он похлопал глазами, стараясь вникнуть в смысл чужой речи, и принялся шарить в доме.
И тут он заметил на пальце тетки Василисы золотое обручальное кольцо.
— Дать сюда это! — крикнул он. — Живо торопись! Кому говори!
— Не дам! — закричала тетка Василиса. — Не дам, анафема иродова!
Тетка Василиса обежала стол, который стоял посреди комнаты, кинулась к двери. Фашист — за ней.
— Дать сюда! — неслось вслед. — Живо торопись!
Тетка Василиса бегала по огороду, размахивала руками и кричала: