Эту неприглядную картину ещё больше усугубляло то, что изготовившиеся к штурму войска находились в зоне поражения артиллерией противника. Для разгрома скопившихся вдоль фронта частей немецким артиллеристам не нужно было менять позиции и подтягивать свои пушки к передовой. Будь такое положение войск при обороне Москвы, то столицу бы точно не удалось отстоять, и Новый год советскому командованию пришлось бы встречать где-нибудь под Казанью или Горьким.
Ничуть не порадовали генерала и те дивизии, что теперь находились в его подчинении. Около половины сил фронта составляли дивизии, сформированные в Закавказье, по национальному признаку. Грузинские, армянские, азербайджанские, сформированные ещё в двадцатых годах, они мало в чем изменились, хотя после переформирования в 1936 году получили армейские дивизионные номера.
Главная проблема этих соединений заключалось не в плохой воинской подготовке или низкой дисциплине, нет, славные дети гордого Кавказа были готовы драться за свою советскую Родину, главная трудность крылась в языке. Так, 396-я дивизия в своем составе имела 553 русских, 10 185 армян, азербайджанцев и грузин. Из них более двух третей плохо или совсем не понимали русский язык, на котором отдавались команды и происходило общение с другими военными соединениями фронта.
Столкнувшись с этой проблемой ещё в начале февральского наступления, Мехлис забросал Москву просьбами срочно прислать 15 тысяч «славянского» пополнения, но просьба заместителя наркома была трудновыполнима. Ставка смогла перебросить в Крым лишь одну дивизию, сформированную на Кубани, и на этом процесс встал, ибо некем было заменить. Фронты пытались наступать вдоль всей линии советско-германского противостояния, и перебросить требуемую Мехлисом замену было не так-то просто.
Основные так называемые «славянские» дивизии находились в расположении армии генерала Львова, что нависла над левым флангом немецкой группировки. Это было удачное место для наступления, но после спешной замены стоявших там румынских соединений прибывшей в Крым по личному распоряжению Гитлера 28-й егерской дивизией Манштейну удалось стабилизировать фронт.
В двух других армиях Крымского фронта соотношение «славян» и «кавказцев» было неравномерно. Занимавшая центр фронта 47-я армия генерала Колганова имела соотношение примерно пятьдесят на пятьдесят, тогда как в 44-й армии генерала Черняка «туземные части» составляли почти две трети.
Не улучшил настроение генерала Рокоссовского и осмотр танковых бригад и батальонов, входящих в состав фронта. После неудачного наступления в феврале и марте в исправном состоянии в них имелось всего пятьдесят восемь машин, из которых КВ и Т-34 было всего девять машин, а остальные были легкими танками типа Т-60 и Т-26.
Благодаря нахрапистости и высокому положению Мехлиса, танковые войска фронта тонкой струйкой, но все же начали пополняться боевыми машинами. В их числе были и средние и тяжелые танки, но даже этот факт не восполнял понесенные фронтом потери.
Когда же Рокоссовский поинтересовался состоянием авиации фронта, то узнал, что из шестнадцати авиационных соединений, подчиненных фронту, лишь только семь базируются в Крыму. Остальные находились на аэродромах Кубани, из-за чего время их нахождения в воздухе, над местом боевых действий, было сильно сокращено.
В общем, увиденная им картина, что называется вживую, а не на бумаге, не сильно обрадовала молодого генерала, а если быть точным, то совсем не порадовала. Однако пройдя через горнило горьких сражений под Ровно, Смоленском, Вязьмой и Москвой, Рокоссовский не собирался опускать руки и прятаться за причины. Ещё в первый день своей поездки на передовую он брал на карандаш выявленные недостатки и обдумывал способы их устранения.
Сразу после ознакомления возвращаясь на машине, он вместе с Казаковым, что называется «прямо на коленке», набрасывал общий план своего доклада Сталину. Делалось это быстро и легко, благо Мехлис находился в другой легковушке, вместе со своими политработниками.
Верный своему комиссарскому призванию, он использовал приезд нового комфронта для проведения политической накачки комсостава и бойцов соединений. С одной стороны, приезд боевого генерала, героя обороны Москвы, присланного личным распоряжением Сталина, серьезно вдохновил рядовых и командиров, но с другой – отнимал и без того малое время, бывшее в распоряжении Рокоссовского.
Положение было довольно щекотливым, но генерал сумел из него выйти с малыми потерями. Согласившись на время стать «главным украшением стола», он поручил Казакову собрать нужные сведения, что тот с блеском и сделал.