Вернувшись в спальню, она решила умолчать о своей ссоре с Бертой. Ведь Стивен очень неодобрительно отнесся к стычке за столом по поводу профессора, но ограничился тем, что сказал: «Ничего не говори об этом Гансу. И помни, я тебя не поставил в известность о своем разговоре с отцом».
Колкие слова Берты насчет ее неспособности родить сына заставили Джой залиться краской. Она не верила, чтобы Стивен был разочарован, когда родилась дочка, а не сын, но мысль, что это послужило темой для обсуждения, причиняла ей боль и сердила.
Из сада доносились радостные возгласы Энн. Джой вышла на балкон и увидела внизу открытую легковую машину Ганса; за рулем сидела Энн.
– Что вы замышляете? – крикнула она, радуясь, что вполне владеет своим голосом.
Ганс взглянул на нее.
– Еду на озеро купаться. Могу я взять с собой Энн?
– Ганс, вот умница! А она вам не помешает?
– Конечно, нет.
Вскинув головку, Энн с возмущением посмотрела на мать.
– Как я могу кому-нибудь помешать, мамочка! – сказала она. – Ведь я уже большая. Правда, Ганс?
– Конечно, не помешаешь. Я с удовольствием возьму тебя с собой. Вот только сбегаю за твоими трусиками и полотенцем.
– Не беспокойтесь! Я кину их вам. Не забудьте, что вы должны вернуться в половине двенадцатого, – предупредила она, бросая вещи с балкона. Увидев, что зашевелились занавесы на балконной двери Берты, она подумала: «Я опять проштрафилась». И отнюдь не раскаиваясь в своем поступке, перегнувшись через перила, она крикнула вдогонку машине, бесшумно скользившей по дорожке сада:
– Желаю хорошо провести время!
Глава X
Самый лучший джаз-банд в самом лучшем (если верить рекламе) отеле Западного Берлина усердно выколачивал модную мелодию, а певица надрывающим душу голосом тянула в микрофон немецкие слова.
Прижавшись лбом к подбородку Стивена, Джой мечтательно вздохнула.
– Знаешь, я кажусь себе страшно светской. Ведь в таком шикарном месте мы после рождения Патриции ни разу не были.
– С меня довольно и Морского клуба, – пробормотал Стивен. – В таких местах, как это, я чувствую себя спекулянтом с черного рынка.
– Не правда ли, здесь все чересчур уж чопорны? Интересно, для кого приготовлен вот тот столик, похожий на цветущую клумбу?
– Для кого же, как не для «короля черного рынка»! Сие злачное место – наглядное свидетельство того, что, даже проиграв войну, можно нажить на ней капиталы.
Джой еще ближе прижалась к нему.
– Иногда ты говоришь, как Луэлла.
– Иногда я и чувствую, как Луэлла.
– Не правда ли, как мило, что они пригласили нас отпраздновать вместе с ними годовщину их свадьбы?
– Да. Милая пара.
Джаз сладостно замирал в последнем аккорде. Стивен задержал Джой дольше, чем это позволяли приличия.
– Милый! – прошептала она. – Как было чудесно! Будем ходить танцевать каждый вечер, а?
– Обязательно. Когда вернемся домой. Только придется мне обзавестись прицепом, чтобы таскать за собой по дансингам наше потомство: не могу допустить, чтобы ты доверяла детей приходящей нянюшке или не менее двух раз в неделю оставляла их на попечение твоей матери, даже если она и согласится на это.
Они вернулись к своему столику, за которым, помимо Луэллы и Тео, сидела еще какая-то незнакомая пара.
Луэлла сделала знак рукой.
– Познакомьтесь! Мисс… простите, я не расслышала ваше имя…
Очаровательная блондинка назвала себя:
– Карен Гетц. – И, обернувшись к тучному, лысеющему мужчине, представила его: – Тод Ирвин. Не знаю, слышали ли вы о Тоде, а если не слышали, это одно из величайших упущений вашей жизни. Тод превратил «Миддл Уест таймс рекорд» из регистратора конкурсов племенных свиней в такую газету, что даже господа из Пентагона раскрывают ее раньше других.
Стивен живо заинтересовался.
– Я о вас слышал. Вас часто цитируют в австралийских газетах.
– Ну и ну! Подумать только! – Тод сердечно пожал ему руку. – Вы и представить себе не можете, как я доволен. Я из тех ребят, которые хотят, чтобы их читали.
– Ну, уж вас-то читают, – заметила Луэлла. – Папа говорит, что после моих писем ваша передовица дает ему больше материала, нежели все официальные отчеты, сверхсекретные и всякие прочие.
Тод восторженно вздохнул.
– Ну, что вы только делаете с моим ego![13] Ну-ка, скажите еще что-нибудь.
Некрасивое лицо Тео – лицо ученого – расплылось в улыбке.
– Если желаете, я могу предоставить вам полный отчет о впечатлении, какое произвела в Ракетном управлении ваша последняя статья о сделке между американскими и западногерманскими промышленниками.
– Потрясающе! У меня имеется еще пикантное сообщеньице от одного военного обозревателя в Бонне. Он заявляет, что в настоящее время нет причины, почему бы немцам не получить разрешение на изготовление атомных бомб и отравляющих газов.
– So! – произнес Тео на немецкий манер.
– Вы одни или с компанией? – вмешалась Луэлла.
– Одни.
– Не хотите ли присоединиться к нам?
– А как посмотрят на это ваши друзья? Я давно уже слыву за человека, который портит вечер.
– Одобрительно! – воскликнул Стивен. Джой сдержанно согласилась.
Кельнер заново накрывал стол. С поклоном он положил в карман доллар, полученный от Тода, и принял от него заказ на напитки.
Заиграл оркестр.
Тод предложил:
– Не потанцевать ли нам липси, Луэлла?
– А что такое липси? – с опаской спросила Луэлла.
– Новый танец. Вывезен из Лейпцига. В Восточной зоне от него все без ума.
– Неужели там танцуют? – сказала Джой, поднимаясь, чтобы танцевать с Тео.
– И еще как танцуют! Посмотрели бы вы, как танцует липси Карен, вы на коленях умоляли бы ее немедленно научить вас этому танцу.
Джой недоверчиво посмотрела вслед тоненькой девушке, танцующей со Стивеном: блондинка, волосы забраны вверх шиньоном, шуршащая юбка колоколом до колен, высоченные – десять сантиметров – каблуки, на запястье висит продолговатая сумочка, усыпанная брильянтиками. Одета по последнему слову моды.
– Неужели она из Восточной зоны?
– Точно так.
– Она похожа на кинозвезду или манекенщицу.
– Там и такие есть! Но Карен не кинозвезда и не манекенщица. Она замужняя женщина, у нее двое детей, она обожает своего мужа – верзилу шести футов. – Тод даже застонал, сожалея об этом обстоятельстве. – И она самый замечательный из всех фоторепортеров, которых я встречал.
Джой предавалась своим мыслям, молча танцуя с Тео мамбу. Когда танец окончился и они заняли свои места за столиком, заговорила Луэлла.
– Тод рассказывал мне о своей поездке в Восточную Германию.
– Вы хотите сказать, в советскую зону? – недоверчиво спросила Джой.
– Именно, хотя они сами так ее не называют.
– Не только в Восточный Берлин? – настойчиво допытывалась Джой.
– И в Восточный Берлин и в другие места к северу, югу, востоку и западу от Балтики до чешской границы и от линии Одер – Нейссе до Брокена.
– А ведьмы вам там не попадались? – задорно спросила Луэлла как раз в тот момент, когда к столику подошел кельнер.
– Ни единой! Все они убрались в Западную зону.
– А я думала, что нам запрещено ездить в Восточную зону, – не унималась Джой.
Тод поднял глаза.
– Да-а! Пресса могущественна!
– Ну и глупышка же вы, Джой! – Улыбка Луэллы смягчила иронию ее слов. – Трудно представить, чтобы умная девушка была такой несообразительной.
Тод поднял стакан.
– Желаю вам долгие годы счастья! Помните, Луэлла, четыре-пять лет тому назад мы с вами чуть не испортили вечер, который давала Prinzessin в Дюссельдорфе? Помните? С того вечера мы с вами не танцевали.
– Разве такое можно забыть? Вот это первосортная ведьма! Прямиком с Брокена, – Луэлла скорчила страшную гримасу. – Холеный вампир! Специалистка по ввозу и вывозу нацистов – чем преступнее, тем лучше.