— Я лишь хочу проверить свою идею. Просто набросай что-нибудь на бумаге. Хорошо?
Она пыталась сосредоточиться на его словах, а не на прикосновении. Как она может участвовать в этом эксперименте, будучи такой чувствительной к самому экспериментатору? Стоит ему дотронуться до нее, и все ее внимание тут же сосредоточивается на том месте, к которому он прикоснулся. Одно утешает: при подобном контакте у нее не возникают видения. Да, она чувствует покалывание кожи и внутреннюю дрожь, но эти ощущения нормальные, легко объяснимые. Ей следовало бы быть довольной, но почему-то это не получалось.
— Что с тобой, Адриенна? — спросил он, нежно поглаживая ее руку. Казалось, это поглаживание длится целую вечность.
Она сжала зубы, стараясь не обращать внимания на постепенно усиливавшийся жар на коже под его ладонью.
— Мне не терпится начать, вот и все.
Дейтон встал.
— Что ж, хорошо. Я сяду неподалеку и буду наблюдать за тобой.
Он замолчал, приложил палец к ямочке на подбородке и посмотрел на нее.
— Думаю, нам стоит немного изменить план работы, — неожиданно сказал он.
— Изменим, что? — не поняла она.
— Я решил, что не стоит рисовать первое, что придет тебе на ум.
— Отлично. — Подсказка ей не помешает.
— Я хочу, чтобы ты нарисовала мой портрет, — улыбнулся Дейтон.
Она нервно хихикнула, рассеянно пошарила рукой по пледу, схватила кисть и замерла.
— Ты шутишь?
— Нет, не шучу.
Адриенна пристально посмотрела на него. Такого предложения она не ожидала и принять его не могла.
— Нет, я не могу, — покачала она головой. — Ничего не получится.
— Почему? Мой вид тебя чем-нибудь не устраивает?
Абсолютно ничем. Она опустила кисть в воду и поболтала, смачивая. Ничем за исключением того, что он сидит рядом, что он высокий, и плечи у него широкие, и улыбка обворожительная, а в густые волнистые волосы так и хочется запустить пальцы и…
— Сделай мне такое одолжение, Адриенна, — попросил Дейтон. — Я ведь только хочу опробовать свою идею. Хорошо?
«Какого рода идею?» — подумала она.
— Я не пишу портреты.
— Ну, в виде исключения, — сказал он, и в голосе его теперь прозвучала командная нотка.
Что ей оставалось делать? Только вздохнуть и подчиниться.
— Тогда сядь вон там, — сказала Адриенна, указывая на большой валун, лежавший посреди поляны в нескольких ярдах от нее. Чем дольше они не будут касаться друг друга, тем больше вероятность, что она справится с работой.
— Почему так далеко? — спросил он, криво улыбнувшись.
— Перспектива лучше, — сказала она, быстро опустив глаза.
Отложив в сторону кисть, Адриенна прикрепила лист бумаги к дощечке.
Дейтон с мрачным видом уселся на валун, подогнув одну ногу и вытянув другую — привычная поза, которую он принимал, если приходилось сидеть длительное время. Она надеялась, что портрет не займет много времени.
Когда Адриенна смотрела на него вблизи, то не замечала того, что заметила на расстоянии. Он был одет в голубую рубашку, расстегнутую на несколько пуговиц, и голубые джинсы — те самые, что были на нем, когда они гуляли в парке.
Меньше всего ей хотелось писать портрет Дейтона, но, пристально разглядывая его, она почувствовала прилив творческой энергии, а неуверенность быстро сменилась возбуждением.
Сначала Адриенна решила подобрать для своей палитры холодные цвета. Но блеск волос Дейтона под ярким солнцем подсказал ей, что нужны краски теплых тонов. Беря тюбик за тюбиком, она ощутила, как постепенно усиливавшийся внутри нее жар направляет ее.
Она посмотрела на Дейтона, потом перевела взгляд на чистый лист бумаги, ожидавший прикосновения кисти. Его белизна отражала солнечные лучи, которые не были видны глазу, но их свет неумолимо притягивал ее.
Наконец, она взяла в руки кисть.
— Я готова, — сказала Адриенна, и ей почудилось, будто ее голос прозвучал откуда-то издалека.
6
Ее рука, начав рисовать, словно летала по бумаге. Адриенна перестала замечать, какие цвета использует, но их оттенки определенно относились к теплым тонам спектра, преимущественно красному. Она, не задумываясь, нанесла на бумагу очертания головы и плеч Дейтона, нарисовала глаза, блеск которых говорил о пламени, скрытом в его душе.
— Спокойно, — прошептала она, думая только о том, что необходимо нанести тени, чтобы подчеркнуть рисунок его мышц.
Адриенна потянулась за краской самого теплого оттенка еще до того, как осознала свой выбор. Энергия, подталкивавшая ее, требовала мгновенного ответа на свои подсказки.
Краски, казалось, обладали собственной волей, причем немалой, и заставляли ее класть их так, как они сами того хотели. Штрих за штрихом она создавала форму и наполняла ее содержанием, направляемая скорее эмоциями, чем разумом.
Она бросала частые взгляды на Дейтона, чтобы уловить то линию изгиба, то тень, и каждый раз видела прежде всего его глаза.
Она закончила работу неожиданно быстро. Ее движения неожиданно начали подчиняться мысли, стали осознанными. Она постепенно приходила в себя, возвращаясь из странного, похожего на транс состояния, и, к удивлению, чувствовала оживление, почти восторг.
Но восторг быстро сменился смятением.
— Ну, что тут у тебя получилось? — спросил, подходя, Дейтон.
Адриенна не успела спрятать рисунок.
— Прекрасный набросок, — сказал он, заглядывая ей через плечо. — Откуда ты узнала, что у меня здесь родинка?
Посмотрев на рисунок, Адриенна почувствовала, что лицо ее заливает краска. Изображенный на рисунке человек бесспорно был Дейтон, и он был совершенно голый.
Дейтон вглядывался в ее лицо, удивленный тем, что взгляд ее оставался бесстрастным, несмотря на пылающие щеки. Он понял ее смятенное состояние. Свидетельством тому было и ее молчание.
— Так вот что случается, когда ты позволяешь краскам ложиться, как им хочется, — покачал головой Дейтон, рассматривая рисунок.
Она равнодушно пожала плечами, но дрожь в теле выдавала глубокое волнение.
— Я не хотела этого… Потеряла контроль…
Адриенна издала звук, похожий то ли на смешок, то ли на стон, явно выражавший ее возбуждение.
— Не волнуйся, Адриенна, — сказал он, присаживаясь на плед.
Он с трудом сдерживал желание отпустить какую-нибудь шутку или рассмеяться, чтобы разрядить обстановку, но понимал, что ей нужно время, чтобы осознать случившееся, примириться, и не хотел еще больше расстраивать. Однако ему не терпелось объясниться с ней.
— Сочетание красок очень интересное, — сказал Дейтон. — Цвета такие живые и…
— Дейтон, я хочу извиниться, — сказала она, убирая рисунок за спину, где он не мог его видеть.
Но Дейтон успел хорошо рассмотреть рисунок и про себя отметил, насколько он точен, вплоть до самых интимных деталей.
— Что ты, Адриенна! Не надо никаких извинений, — сказал он. — Рисунок прекрасный. И довольно… точный.
— Да? — Она внимательно посмотрела на него. Виноватое выражение не покидало ее лица, румянец по-прежнему заливал щеки. — Честное слово, Дейтон, я не соображала, что… делала, — призналась Адриенна.
— Так ли это? — спросил он, намеренно не облегчая ей путь к объяснению.
— Я знала, что рисую тебя. Об остальном я просто не думала. Это получилось непроизвольно…
— Все верно, — сказал он, изо всех сил, стараясь сохранить на лице серьезное выражение. — Но тогда скажи, о чем ты думала?
— Дейтон, ты действительно не веришь, что я…
— Что ты? Что ты, вероятно, думала обо мне как о мужчине?
— Не думала и не думаю.
Нет, подобным ответом его не проведешь, особенно после взгляда на рисунок. Дейтон наклонился к ней достаточно близко, чтобы дотронуться до пылающей кожи ее щек, но не решился даже протянуть руку.
— Адриенна.
— Да?
— Как ты узнала об этой родинке?