Политика. Родители и мужчина, который не любил свою жену.
— Для рождения ребенка нужны двое, Вик. Это не твоя вина.
— Моя, — возразила она сдавленным голосом. — Той осенью. Ты знаешь, это как-то повлияло.
Виктория попала в реанимацию с внутренними повреждениями после инцидента с одной из спасенных ею лошадей, но всех беспокоило лишь то, сможет ли она забеременеть, когда выздоровеет. Как будто она была племенной кобылой, а не молодой женщиной, которую нужно любить и лелеять.
Лэнс крепко сжал кулаки и, стиснув зубы, прошипел:
— Это был несчастный случай. Никто не виноват. Вы можете сделать ЭКО.
— Ничего не помогло, и я устала. Так устала!
— Ты несчастлива. Воспользуйся своим шансом. Я помогу тебе. Уйди от него.
— Но лошади. Другие мои животные. Они… — Вик не договорила. Сестра больше боялась за домашних животных, которых любила, чем за себя. — Ты знаешь, какой Брюс. Если меня не будет…
Он этим ее шантажирует? Нет, должно быть что-то еще, о чем Вик ему не сказала. Лэнсу уже было все равно. Он заберет всех ее животных и убедится, что они в безопасности. А затем привезет ее сюда. Домой.
— Я приеду и заберу тебя. Ты можешь жить у меня.
— Нет. Ты теперь помолвлен.
— Это не важно.
Лэнс услышал чье-то бормотание на заднем плане и приглушенный ответ Вик, как будто она прикрывала трубку рукой.
— Мне нужно идти. Какое-то время у нас не получится общаться. Врачи говорят, никаких контактов. Я позвоню тебе, когда смогу, но…
— Подожди! Вик. Что…
— Все будет хорошо, Лэнс. Я обещаю. Я… люблю тебя. — Ее голос дрогнул. — Все будет хорошо.
Линия оборвалась. Лэнс закрыл глаза и мысленно вернулся в тот проклятый кафедральный собор. Вик выглядела такой красивой и хрупкой, когда шла по проходу в своем свадебном платье, и он знал, что должен был схватить ее тогда, остановить свадьбу. Но он был слишком занят собственной жизнью, чтобы прислушиваться к своему внутреннему голосу, и вот она уже далеко от дома, в какой-то клинике, где ей даже нельзя пользоваться телефоном. Неудобная жена, запертая мужем на время его предвыборной кампании. Никто не знает, что может с ней там случиться. Все из-за его бездействия.
Это была суровая реальность. Лэнс умел устраивать легендарные вечеринки; он знал бесчисленное множество способов заставить женщину кричать от удовольствия; он знал, что нужно таблоидам, чтобы удержать его на первых полосах. Но он не знал, как ухаживать за женщиной, как защитить ее. Он вообще не мог ничего и никого защитить.
Его эгоизм и легкомыслие, в конце концов, разрушат все.
Вот опять — все, о чем он мог эгоистично думать, была Сара, босая и беременная. Но почему? Вероятно, она этого даже не хотела. Он уже сгубил Вик. Ему нельзя было доверять. Он и Сару погубит. А этого он себе никогда не простит.
Сара снова стояла в портретной галерее Лэнса и рассматривала портреты его предков. Она по очереди изучала их, пытаясь понять семью, пытаясь понять Лэнса. Этим утром дворецкий Джордж пришел к ней и спросил о ремонте детской. Дело было не столько в этом; весь персонал подходил к ней с вопросами, касающимися Астилл-Холла и ее предпочтений. Но сейчас Лэнс велел ему поговорить с ней.
Что это значило? Лэнс мог ответить на вопрос коротким и резким нет. И все же он велел Джорджу найти ее, как будто это было ее решение. Как будто он хотел, чтобы она ответила за него. И ее внутренний голос соблазнительно нашептывал ей ответ на ухо.
Да.
У Сары перехватило дыхание. Это не могло быть правильным ответом. И все же мысль о них, об этом доме, о настоящей женитьбе и детях все больше ей нравилась. Она не планировала, что это произойдет. Все, чего она хотела, — это свободы, и все же что-то в фальшивой ситуации, в которую она попала, казалось слишком реальным. Это была реальность, от которой она не хотела уходить.
Потому, что с Лэнсом она чувствовала себя свободной.
Так что она ответила «да». А Джордж заулыбался и ушел практически вприпрыжку. Это и привело ее сюда, в галерею предков Лэнса, где она пыталась понять его.
Сара прошла вдоль ряда картин к последней. Каждый портрет посылал какое-то сообщение, но его… Если бы она не знала Лэнса лучше, то сказала бы, что его портрет сигнализировал опасность. Развратный, неприлично развалившийся мужчина, как будто его только что посетила любовница. Полурасстегнутая рубашка, ленивый блеск в глазах, ухмылка на губах. Порочный и ненадежный, стремящийся разрушить все формальное, правильное и приличное. Это была искусная картина, перед которой Сара стояла слишком долго и слишком часто. Но она знала, что портрет не отражал истинную сущность серьезного и заботливого Лэнса, которую он тщательно скрывал за фасадом юмора и беззаботности.