— Купила еду в «Карштадте», чтобы поесть в номере.
— Зачем? — спросил он, слегка нахмурившись.
— Так дешевле.
— Понятно. С тобой сейчас все в порядке?
— Да. Извини, не хотела тебя беспокоить.
— Тогда увидимся утром. — Бен уже положил руку на ручку двери, чтобы выйти, но остановился, уставившись на прикроватный столик. — Это тот рыцарь, о котором ты говорила?
— Что? — Я повернула голову, чтобы проследить за его взглядом. — А, ну да. Это он.
Мне показалось, что уголок рта Бена дернулся. Может быть, всему виной были тусклый свет и игра моего воображения. А потом он посмотрел на меня, приподняв одну бровь, и сказал:
— Зачем ты его хранишь?
— Не знаю. Он случайно попал ко мне в чемодан, когда я собиралась в Калифорнию. Наверное, я просто привыкла уже видеть его возле своей кровати. Слушай, Бен, если мы не знаем, как выглядел предмет, который тогда выпал из саней, как же мы узнаем, что это именно он, когда его найдем?
— Я пойму, когда его увижу, — просто ответил Бен. — Я уверен в этом. Спокойной ночи, Жасмин.
И прежде чем я успела задать еще один вопрос, он уже скрылся в своей комнате, закрыв за собой дверь и погрузив меня опять во тьму.
Глава 9
Лоэнгрин [9]
Мы отправились в Нойшванштайн на следующее утро, но сначала позавтракали в отеле. Бен предлагал перекусить по дороге, но я настояла на том, чтобы позавтракать в отеле, потому что завтрак был включен в стоимость проживания. Если бы мы остановились где-то в придорожном кафе, то мне вновь пришлось бы платить. Бен — архитектор, он хорошо зарабатывает и, разумеется, может себе позволить подобные траты, но Лиам никогда не был богачом. В общем, мы спустились в маленький подвальный ресторанчик, где нам были предложены свежий хлеб с холодными сырами и салями, кофе и свежие фрукты.
Бен выглядел неважно. Под глазами у него пролегли синяки, будто он не спал ночь, а кожа побледнела. Я обнаружила, что беспокоюсь о нем. У меня появился новый страх, что и он вот так же неожиданно, как Лиам, может умереть.
— Ты как? В порядке? — спросила я. — Ты выглядишь слегка...
— В порядке. Просто спал не очень хорошо, — ответил он, беря кофейник и наливая черный кофе в чашки себе и мне.
— Тоже мучают кошмары? — спросила я.
Он с минуту поколебался, но ответил.
— Да, и это объяснимо, с учетом обстоятельств.
— А твои о чем? — спросила я.
— Да, наверное, о том же, что и твои. Лебеди, рыцари, кости. Бессмысленные кошмары.
— У меня был один такой прошлой ночью. Лиам сказал мне одно слово. Лоэнгрин. Знаешь, что это значит?
— Это легенда о лебединых рыцарях и название оперы-сказки Рихарда Вагнера, — ответил Бен. — Король Людвиг в честь легенды назвал и свой замок Нойшванштайном —название переводится как «Новый лебединый камень (утёс)». Скорее всего, тебе как-то доводилось слышать об этом, поэтому название и приснилось тебе. Думаю, повлияли еще и бесконечные разговоры о рыцарях да лебедях.
— Ну да, наверное, — согласилась я, изо всех сил стараясь поверить в это. — Следовало ожидать.
После завтрака мы собрали вещи и, сев в арендованный автомобиль, выехали с отельной стоянки. На дворе стояло солнечное морозное утро. Всякий, кто обращал внимание на нас, наверняка принимал за влюбленную пару, которая решила провести выходные в Баварских Альпах. И вновь мне пришлось бороться с таким знакомым тягостным чувством тоски, когда Бен взял чемодан у меня из рук и убрал его в багажник. У нас обоих оказались немаленькие поклажи, так что ему пришлось еще потрудиться, чтобы уместить оба чемодана в багажнике.
Я наблюдала за его затылком, пока он, бормоча ругательства себе под нос, возился в багажнике, и думала, как это несправедливо, что Лиам умер, а Бен жив. Ведь Лиам умел наслаждаться жизнью, не то, что Бен. У него не было этих морщин вокруг глаз.
Он больше улыбался и смеялся. И был на два года моложе. Так почему Бен жив, а Лиам мертв? Где справедливость?
— Не закрывается, — сказал Бен, оглядываясь. — Забери это в салон.
Меня бросило в жар от чувства вины, когда он посмотрел на меня. Надеюсь, он не понял, о чем я думала, и мне вдруг самой стало страшно от этих мыслей. Бен, конечно, не был моим фаворитом, но он тоже был любим, как и Лиам. Ни для кого не секрет, что родители любили больше Бена — думаю, это оттого, что в отличие от Лиама, он ко всему подходил очень ответственно и серьезно. Да и еще, его же ждет дома невеста.
— А что думает обо всем этом Хайди? — выпалила я, совершенно забыв, что в прошлый раз он запретил мне касаться этой темы.
— Что? — спросил он, наконец, захлопнув крышку багажника.
Поздно уже было идти на попятный, поэтому я сказала:
— Твоя невеста. Что она думает о твоей погоне по свету за каким-то мистическим предметом, который нашел твой ныне покойный брат? И это в компании с его вдовой?
— Не думаю, что она очень рада.
— Ты её любишь? — Этот вопрос и меня застал врасплох, потому что только после того, как он слетел с моих губ, я поняла, что меня это волнует.
— Я бы не стал жениться на ней, если бы не любил, — ответил Бен, прежде чем обошел машину и сел на место водителя.
Голос Бена был спокойным, но я решила больше не лезть в эту тему, чтобы она не переросла в спор. Мне еще повезло, что мы сразу не начали грызться. Дорога до Нойшванштайна заняла три часа. Два первых часа мы ехали в тишине — нам просто не о чем было разговаривать. Хотя изредка мне нравилось, когда Бен открывал рот, ведь его голос был так похож на голос Лиама, и тогда я чувствовала себя ближе к нему.
Спустя два часа мы заехали на заправку, чтобы пополнить бак и, к моему удивлению, Бен предложил зайти внутрь, выпить чашечку кофе, прежде чем тронуться дальше в путь. Я обрадовалась возможности размять ноги, поэтому мы припарковались и вошли в здание, которое оказалось светлым и чистым и источало аромат горячего супа. Я уселась возле окна с видом на шоссе, пока Бен стоял в очереди за нашими напитками. Через несколько минут, он подошел и поставил на стол поднос.
— Благодарю, — сказала я, когда он протянул мне бумажный стаканчик с напитком.
— Я взял для нас и вот это, — сказал он, разжимая ладонь и ставя на стол между нами две бутылочки «Егермейстера» [10].
Я почувствовала комок в горле при виде двух бутылочек со знакомой этикеткой оленя. Когда я приезжала в Германию с Лиамом, он купил нам по точно такой же бутылочке. Погода стояла отвратительная, и они помогли нам согреться.
— Подумал, это поможет тебе согреться, — сказал Бен.
Я кивнула и, быстро поблагодарив, убрала свою бутылочку в карман, уже решив, что не буду её открывать. Я не хотела бередить рану ароматом напитка, ведь с ним было связано столько счастливых воспоминаний, а теперь осталась только горечь, потому что мой любимый мужчина, с которым я их делила, мертв. И вновь боль утраты сжала мне сердце, и я отвернулась к окну, зная, что рано или поздно она отпустит.
И тут меня удивил Бен, сказав:
— Извини меня, я вел себя как идиот. Неважно, что я чувствую, тебе наверняка в разы хуже. В общем, если я еще раз тебе нагрублю, скажи, чтобы я отвалил. И я... попробую вести себя получше.
Я оторвала взгляд от окна и посмотрела на него, чтобы понять, насколько он искренен, почти ожидая, что это такая завуалированная издевка, скрытое презрение. Но он и правда был искренен, и даже встревожен, боясь, что я приму в штыки его попытку наладить наши отношения. И прежде, чем я что-либо успела сказать, он продолжил:
— Порой мне кажется невозможным вернуть былые отношения между нами... и мне невыносима эта мысль. Вот, почему я срываюсь на тебя, на родителей, на всех. Просто не могу сдержаться. И смириться не могу. Это слишком сложно. Поэтому, Жасмин, если по моей вине тебе еще тяжелее, то мне очень жаль. Прости меня.
— Спасибо, Бен, — ответила я. — Но думаю, мы оба хороши.
Он кивнул с видимым облегчением. Я тут же сменила тему, чтобы не ляпнуть чего лишнего и опять все не испортить: