— За что?
— За нарушение одного из правил. Но он на нашей стороне.
— Бен, а мы с тобой на одной стороне? — спросила я, когда из ванной послышался всплеск воды.
Он помолчал, его плечи поникли, и он устало пробормотал:
— Жасмин, теперь я даже не знаю.
Он оглянулся на Лукаса, который тем временем появился в дверях. Мокрый и совершенно голый.
— Не мог бы ты чем-нибудь прикрыться, а? — огрызнулся Бен.
— Ах, да, — небрежно ответил Лукас, хватая ближайшее полотенце, — забыл, что людям не нравится нагота.
— Ну, мы же здесь не одни с тобой, — многозначительно сказал Бен, когда Лукас обернул полотенце вокруг бедер.
— Ой, на мой счет можно не переживать, — сказала я холодно. — Чего я там не видела. Он может гулять хоть голышом, мне все равно. — Я протянула аптечку Бену и с прищуром посмотрела на Лукаса. — Быстро ты согрелся, если учесть, что еще недавно валялся полузамороженным лебединым полуфабрикатом.
— Нас сложно убить, — объяснил Лукас. Он посмотрел на Бена, который включил чайник. — Я с удовольствием выпью чаю, если нальете.
— Я не собираюсь чаи гонять! — сердито сказал Бен. — Нужно простерилизовать иглу.
— О. Понятно, — сказал Лукас, усаживаясь на край кровати. — Не злись на Бена, — сказал он мне. — Я не должен был с тобой разговаривать.
— Откуда вы друг друга знаете? — холодно спросила я.
— Мы познакомились с ним здесь, в Нойшванштайне, — ответил Бен.
— Значит, ты уже бывал здесь? — спросила я, отмечая про себя, что и об этом он мне солгал.
— Я бывал здесь много-много раз! Я начал поиски лебединой песни задолго до смерти Лиама. С тех пор, как он её спрятал.
— Но... твоя мама сказала мне, что ты работал в Германии...
Бен прервал меня гневным жестом.
— Ну, я вряд ли бы ей об этом сказал, как считаешь? Вряд ли её обрадовало бы, расскажи я ей, что не работал почти год, что потерял свою репутацию, сбережения, невесту... черт возьми, да я все потерял — из-за твоего гребаного мужа!
— Бен, — пробормотал Лукас, судя по всему, предупреждая его.
— Так что да, я знаю, кто он такой, — зло сказал Бен, взмахнув рукой в сторону Лукаса. — Я был в курсе про Рыцарей-лебедей, короля Людвига и лебединую песню с самого начала.
— Тогда почему не сказал? — Я была просто вне себя от злости. — Какого черта мы тратили время на этого Эдриана Холсбаха, замки и озеро, если ты и так уже все знал?
— А, ну конечно же, тут же все очевидно?! Не правда ли? — буравя меня глазами, гневно ответил Бен. — Отвожу я тебя на похоронах в сторонку и говорю такой: «О, кстати, Жасмин, а ты в курсе, что твой благоверный спер волшебный голос лебедя и припрятал где-то, и теперь некие люди пытаются его найти, а лебединые рыцари, так вообще из лат выпрыгивают, так они недовольны его пропажей, и теперь еще пуще бдят за волшебными лебедями, а мы с тобой, значит, должны будем пойти к той несчастной, немой возлюбленной Людвига — к изгнаннице царевне-лебедь, вдруг она чем поможет, иначе случится неизвестно что, и никому мало не покажется, а мы будем еще несчастнее, чем есть...». Скажи я тебе все это, как думаешь, каким было бы твое следующее действие? Ты бы подумала, что я сбрендил. Поэтому я и хотел, чтобы ты услышала все то же самое от других и сложила кусочек за кусочком в единую картину, как это сделал я. Я подумал, что так тебе будет легче это принять. Но, похоже, я в очередной раз ошибся. Чтобы я, ни сделал, все, черт побери, будет не так, да?!
— Ты... ты... — От гнева я начала заикаться. Не уверена, что смогла бы выразить словами, насколько я была в ярости от его слов. Мне даже пришлось побороть желание схватить все, что попадется под руки и бросить в его наглую башку. — Да как ты смеешь так со мной разговаривать! — проорала я, наконец, обретя дар речи. — Ты беспринципный, холодный, бездушный, самодовольный, эгоистичный мерзавец! Ты со мной обращался как с грязью с тех пор, как все это началось! Ты лгал мне, орал на меня, грубил! Был бесчувственным и жестоким! Ни грамма такта! Ты только усложнял, а не упрощал! Лиам был прав — ты чертов эгоист!
Бен поднес руку к голове и тихо-тихо проговорил:
— Не знаю, как я смогу продолжать все это. Это слишком тяжело.
— Бен, ты сам в этом виноват! Так не должно было быть. Мы оба хотели одного и того же. Мы оба любили одного и того же человека...
— Любили? — переспросил Бен и посмотрел на меня с таким выражением лица, что я даже непроизвольно отступила назад. — Любили? Да не любил я Лиама!
Лукас поднялся с кровати, но я едва слышала его слова о том, что нам всем нужно успокоиться. В следующую секунду Бен пересек комнату, схватил меня за руки и навис надо мной. Мне были видны и пульсирующая жилка на его виске, и то, как в его глазах пылал гнев. Его пальцы больно врезались мне в кожу, и он даже встряхнул меня слегка, когда прокричал мне в лицо:
— Я ненавидел Лиама, Жасмин! Просто охренеть, как я его ненавидел! Я был рад узнать, что он сдох! Если бы не исчезновение лебединой песни, я бы плакал от счастья на его похоронах! Понимаешь? А? Я ненавидел этого человека! Жаль, что он раньше не подох!
Я просто не верила своим ушам. Это был совершенно не тот человек, который открылся мне прошлой ночью. Я задрожала от страха и гнева. Наверное, Бен это почувствовал и резко отпустил меня, словно его ударило электрическим током.
Он попятился назад... я впервые видела, чтобы он так вышел из себя и не отдавал отчета своим действиям.
— Жасмин, — почти шепотом сказал он. — Прости, прости. Я не в силах больше себя сдерживать. Я теряю контроль.
В неожиданно наступившей тишине слышно было только неровное дыхание Бена. А потом я произнесла жестким, незнакомым голосом, который будто и не принадлежал мне:
— С меня хватит, я выхожу из игры.
Я развернулась на пятках и вышла из номера, желая поскорее оказаться от Бена как можно дальше. Но мне пришлось вернуться в его номер, чтобы забрать свои вещи. Я старалась делать все как можно быстрее, на случай, если он решит пойти за мной и попытается уговорить не уезжать, ведь здесь и сейчас мне хотелось только одного — быть подальше от него.
Когда я открыла дверь, маленькая лошадка, испугавшись, спряталась под кофейный столик, но, видимо, узнав меня, она вылезла из своего укрытия и радостно помчалась ко мне. Я схватила сумку, а следом и коробку из-под шахмат Бена, чтобы поместить в неё лошадку.
Никем не преследуемая, я выбралась из гостиницы и дошла до машины. Но быстро ехать, увы, не получалось. Мне вообще пришлось ехать вслепую, поэтому я просто как можно чаще поворачивала, съезжая с главной дороги, в надежде, что тогда у Бена не будет шансов меня найти, даже, если он отыщет еще одну машину, чтобы пуститься за мной в погоню.
Когда, наконец, я почувствовала себя в безопасности, оказавшись на безлюдном участке дороги, я выключила двигатель. Я дрожала от отвращения, и сердитые слезы заполнили мои глаза. Как же я ненавидела Бена! Как он мог такое говорить о Лиаме?! Как он посмел?! О собственном брате?! До этого разговора я думала, что его настроение было связано с тем, как он расстался с Лиамом. Но теперь было совершенно очевидно, что он не испытывал никаких угрызений совести — даже толику печали по поводу смерти своего брата! Как же так можно? Не оплакивать потерю родного брата? Я пыталась уговорить себя, что Бен наговорил все это в горячке — он просто был зол на Лиама за то, что тот спрятал лебединую песню или умер...
Но в глубине души я знала, знала, что с Беном было что-то не так. Это было внутри него, и Лиам всегда об этом знал — именно по этой причине он не хотел, чтобы Бен приходил к нам в дом, участвовал в нашей жизни, именно по этой причине он и не хотел искать пути примирения с ним.
Вот каким Бен был внутри — мерзким, жестоким и практически бесчеловечным в своей холодности...
Я сидела в машине и думала, что же делать дальше. После его выходки, я понимала, что не хочу с ним иметь ничего общего. И уж точно я не желала помогать ему в поисках лебединой песни. Но ему была нужна лебединая песня для Хайди, и я чувствовала, что должна продолжить пытаться искать то место, где Лиам её спрятал, если не ради Бена, то ради неё. Правда, мне пришло в голову, что он вполне мог выдумать эту душещипательную историю про болезнь, чтобы обмануть. Но нет. Я не смогла себя в этом убедить. Он был так искренен, так убедителен... Он может быть черствым, бессердечным ублюдком, но по тому, как он говорил о ней, было понятно, что там действительно с Хайди творилось что-то неладное, и, что Бен любил ее. Так что, какой у меня был выбор, кроме как попытаться помочь ему?