"Оно не достигло Алора", - сказал Рао.
Но знал ли он это наверняка? Он бывал в Алоре лишь изредка, после того как его отдали на воспитание в Париджат. Его старшие братья умело поддерживали отца, но были аспекты управления городом-государством, в котором они родились, в которые они никогда его не вовлекали. Если бы странная болезнь поразила поля и фермы Алора, его стада скота, сказал бы ему кто-нибудь из них?
"Рао. Чандра. Он. Он разозлил матерей. Использует их имена в политических целях. Великие, добрые женщины прежних времен не умирали за таких, как он. Теперь они наказывают всех нас".
"Ты не можешь поверить, что именно поэтому ты такой".
"Иначе почему гниль стала такой сильной?" спросил Прем. "Я знаю волю матерей. Я чувствую ее". Он снова скорчил гримасу. С содроганием вздохнув, он сказал: "А что говорит твой безымянный бог? Он не согласен?"
"Никаких теологических аргументов", - сказал Рао. "Не сейчас."
"Я не знаю", - сказал Прем. "Сейчас, кажется, самое подходящее время". Он попытался протянуть руку, но застонал от боли. Тогда Рао потянулся к нему, взяв его за руку.
"Нам нужно, чтобы он ушел, Рао", - пробормотал Прем. "И да помогут мне матери, я уважаю твою веру, какой бы странной она ни была. Но принц Адитья должен оставить священство и стать императором, который нужен Париджатдвипе".
Рао сглотнул. Кивнул. Под своей хваткой он чувствовал кору на коже Према, волокнистую и шершавую.
"Я остался не потому, что надеялся спасти ее", - сказал Прем. "Я остался, потому что знал, что он не станет слушать никого из нас, кроме тебя. Ты разделяешь его веру. Ты его самый дорогой друг. Если ты скажешь ему вернуться, взять корону, пожертвовать своим призванием..." Еще один кашель. Затем: "Я должен был привести тебя к нему. Мне жаль, что я не закончил это".
"Нет", - сказал Рао. "Нет".
В темноте палатки, на тропинке через лес, так далеко от дома, что и Сакета, и Алор казались далекими снами - не так должен был умереть Прем.
"Скажи мне одну вещь", - сказал Прем. Голос был влажным. "Считай это благом".
"Все, что угодно".
"Кто ты на самом деле?" спросил Прем. "С каким пророчеством тебя назвал твой безымянный бог? Что ты знаешь о грядущем?"
"Некоторые пророчества невелики", - сказал Рао.
"Но твое не такое, - сказал Прем.
Имя не должно быть произнесено, пока не придет время. Имя должно быть произнесено только тогда, когда исполнение пророчества близко. И все же.
Это было совсем не то, что произносить его имя. Секрет, рассказанный мертвым, остается нераскрытым. И судя по взгляду Према, по профилю отвернувшегося лица Латы, по горбу ее плеч, Прему оставалось недолго.
Рао наклонился вперед. Он зашептал Прему на ухо. Слог за слогом.
На мгновение Прем замолчал. Затем он издал придушенный смешок.
"Неудивительно, что ты остался ради нее", - сказал Прем. "Неудивительно".
Лата ждала у входа в палатку. Было светло. "Я могу провести его последние обряды", - сказала она. Ее голос был густым.
Рао сглотнул. Ему показалось, что его горло заполнено стеклом.
"В Сакете женщинам не разрешают проводить похоронные обряды".
"Больше некому". Ее голос был мягким, выражение лица - отстраненным.
"Они не разрешают этого в Сругне. Или в Дварали. Или Париджате. Они не..."
"Больше никого нет", - повторила она.
Он кивнул. Он чувствовал невероятную усталость.
"Спасибо тебе", - сказал он. "За заботу о нем".
"Какой смысл в знаниях, которые не используются?"
Все мужчины ждали. Они слушали, как Рао сообщил им, что Прем мертв.
"Он бы не хотел, чтобы мы возвращались в Сакету", - пробормотал один из любимых игроков Према в пачису. "Мы едем к императору Адитье. Это то, чего бы он хотел".
Они похоронили его. Здесь, в лесу, выбора не было.
Им пришлось идти дальше. У них не было выбора. Малини не пришла, а Прем был мертв.
"Расскажи мне, как там, в лаковых садах", - сумел сказать Рао Лате, пока они шли.
Забери меня отсюда, хотел он сказать. Расскажи мне сказку, которая позволит мне хоть на время оставить боль, потери и гниль этого места. Пожалуйста, дай мне это утешение.
Ноги Латы хрустели по длинной траве. Она провела палкой по земле впереди них, предупреждая спящих змей, что здесь проходят люди, и лучше уползти подальше и оставить их в покое.
"Я знаю о садах меньше, чем ты", - сказала она.
"Все, что ты читала. Я знаю, что читала. Пожалуйста".
"Это было место, построенное ради видения", - сказала она наконец. "И как все вещи, рожденные видением, это иррациональное искусство".
" Ты говоришь так, будто цитируешь".
"Очень проницательно. Так и есть. Тексты моего собственного учителя".
"Что это значит - иррациональный артефакт?"
Она подняла голову, щурясь от солнца.
"Скоро ты сам увидишь", - сказала она. "Смотри."
Перед ними было ущелье, а через него лежал мост из корней, вырубленный между стенами горной скалы. Сквозь проход он мог видеть храмовый сад. Великий монастырь.
Они достигли Сругны. Они нашли лаковые сады, где их ждал Адитья. На вершине тропы их ждали люди. Не воины Париджатдвипы, в императорском белом и золотом. Всадники Дварали. Сакетанские воины. Даже алоранские воины. Это были люди его отца, посланные для того, чтобы Адитья занял трон.
Рао смотрел на них всех и думал о том, какие слова ему придется произнести.
Принц Сакета мертв. Принц Прем мертв. Но я здесь, Адитья. Я здесь.
ЧАНДНИ
Сендхил вошел в хижину, сняв с головы капюшон. Без него на его черепе были видны участки, покрытые мхом. Он опустился на колени, держа свои шишковатые руки перед собой.
"Ты должен был убить ее".
"Мм."
"Надо было позволить мне сделать это, если ты не мог".
"В этом не было бы смысла", - ответила Чандни. "Ничто из того, что мы сделали, уже не может положить этому конец. Кроме того, она не единственная, кто выжил".
Сендхил хмыкнул в ответ. Когда-то он был так красноречив. Таким язвительным. Она вспомнила, как все еще шла рядом с ним и со всеми своими старшими товарищами - детьми, выросшими рядом с ней, и людьми, которые их вырастили, одетыми в тонкие шелка, с ветром, пронизывающим Хирану насквозь.
Теперь все они исчезли.
Она посмотрела вниз на свои руки. Кончики ее пальцев были изогнуты, как сердцевина дерева. В ее жилах тек ихор, ядовитый сок, и скоро он убьет ее. Скоро ее лицо перестанет быть ее собственным.
Она подумала о лице Прии, искаженном в гримасе ненависти.
Ты можешь родить ребенка, прижать его к себе и вырастить.
Ты можешь предать себя и свои ценности ради этого ребенка. Ты можешь позволить ребенку сбежать, хотя ты знаешь, что он должен умереть - знаешь, независимо от того, насколько сильна и тверда его рука в твоей, что он - отброс и должен быть изгнан из мира, чтобы дать миру шанс выжить.