А потом, совершенно неожиданно, они оказались там.
Бессмертные воды были перед ними, сияя голубым светом в темноте полого храма. Прия взяла Ашока из рук Бхумики, подвела Ашока к краю и отпустила его. Он опустился на колени у воды, прижав ладони к земле. Он дышал, длинными рваными вдохами, тяжелыми от крови, и коснулся лбом земли.
Рядом с Прией Бхумика смотрела на бассейн, сжав руки в кулаки. Повстанцы столпились позади них, на их лицах были ужас и удивление.
"Должны ли мы произносить какие-то особые слова?" пробормотала Прия, обращаясь к Бхумике. "Чтобы им стало легче?"
Бхумика вздохнула, откинув голову назад, как бы говоря: "Духи спасите меня", а затем сказала: "Или мы можем войти в воду и покончить с этим".
Но часть напряжения выплеснулась из ее рук. Когда Прия потянулась к ней, Бхумика сцепила их пальцы. Сжала, один раз.
"Выходите вперед", - задыхаясь, произнес Ашок, и остальные повстанцы, отравленные пузырьками, шагнули вперед, встав у кромки воды. "Мы войдем в воду", - сказал он. "Если нам повезет, мы выйдем из воды. А потом мы защитим Ахиранью. Мы выполняем свой долг".
Послышался ропот согласия. Ашок посмотрел на Прию. Его глаза были влажными.
Прия посмотрела на него в ответ и решила не думать обо всем, что он сделал. Вместо этого она думала о том, что она, Ашок и Бхумика были последними выжившими членами их семьи, семьи не по крови, а по истории и страданиям, любви и той боли, которую может породить только любовь.
Она протянула ему руку. Он взял ее и осторожно встал.
Она смотрела на воду перед собой. Она заставила себя ни о чем не думать, ни на что не надеяться, крепко сжимая руки брата и сестры, и вошла в воду.
И погрузилась.
Падение и взлет в воде одинаковы, когда ты достаточно глубоко, а воды Бессмертия были вещью без конца. Они были холодного, сияющего голубого цвета - голубого цвета вселенной. Синий цвет звезд, заключенных в мотки неба, в котором было все сущее. Прия была глубоко в них, глаза открыты, легкие горят. Она подумала, не утонет ли она.
Она не могла этого вспомнить. Случилось ли это, когда она входила в последний раз? Случилось ли это в первый раз? Она отталкивалась ногами и не знала, поднимается ли она на поверхность или затягивает себя еще глубже.
Она подняла руки перед собой. В колышущейся воде, для ее запаниковавших глаз, ее кожа была похожа на тень - тень, брошенная между большими деревьями, глубокая тьма, размытая до угольков света под нарядными листьями.
Она не могла дышать. Она продолжала брыкаться, пыталась подняться, хотя не знала, что такое подняться. Но в конце концов она больше не могла держаться. Она открыла рот, втянула обжигающий воздух и испила воды. Выпила и была поглощена.
Она подняла голову, задыхаясь. Только через мгновение она поняла, что ее легкие не горят. Вода вокруг нее была темной, но в ней плавали корни цветов лотоса, кружась и извиваясь. Внутри них были тела.
И вот перед ней снова стояла якша.
На этот раз на ней не было лица.
"Ах, цветочек". Это прозвучало ласково. "Это лицо тебе нравится больше. Я знала, что понравится".
"Ты не она", - прошептала Прия. "Пожалуйста. Не будь ею. Это не то, чего я хочу".
Якша покачала головой. Темные локоны Малини рассыпались по лицу с изящными костями и бездонными глазами.
"Но ты хочешь", - сказала якша. Она еще раз коснулась ее щеки. Она откинула пальцы назад, и на кончике пальца Прия увидела нить или корень - что-то кроваво-зеленое. "Я знаю тебя. Мы связаны, ты и я. Поэтому я знаю".
"Пожалуйста", - повторила Прия.
Якша еще раз покачала головой, и кудри Малини расплылись в ореол, а якша... изменилась.
Глубокие карие глаза. Волосы, похожие на свернувшиеся лианы. Розово-красный рот.
Улыбка, которая была вся в шипах, острых, как острия света.
Она была одновременно прекрасна и похожа на женщину, находящуюся в муках гниения. Его голова была наклонена, а золотисто-алые глаза устремлены на ее грудь.
"Что такое поклонение?" - спросила якша.
Она знала это.
"Поклонение", - ответила она. "Это..." И осеклась, глядя вниз, туда, куда смотрел якша. Ее грудь, покрытая тенью, представляла собой полость, открытую рану. Рана была покрыта множеством лепестков; кости были угловатыми полосками дерева, кровь - чистым и сладким соком листьев. Внутри нее лежало пульсирующее сердце из... цветов.
Она посмотрела на то, что было ее сердцем. Вспомнила слова Ашока, когда он назвал якшу кукушкой в теле. Она вспомнила дерево за скитом Чандни.
Якша подняла руку. Аккуратно освободив палец, она дыхнула на него. Палец был деревянным, он изогнулся и заострился, аккуратно вырезанный дыханием якши. Еще до того, как якша протянул ей нож, Прия знала, что это священное дерево, вещь, рожденная в результате жертвоприношения плоти и крови якши. И она знала - с ужасом и голодом, которые потрясли ее, - что от нее требуется.
"Выдолби себя", - сказал якша.
"Я не могу", - сказала она. "Как я могу?"
"Каждый раз, когда ты приходишь сюда, ты делаешь это", - говорило оно голосом одновременно нежным и невыразимо жестоким. "Каждый раз вода заполняет тебя с головы до ног, и ты задаешь себе вопрос: позволю ли я воде уничтожить и переделать меня, или я буду крепко держать всю свою смертную плоть? Сохранить ли мне эту душу, заключенную в сосуде моей плоти, это ядовитое тело, привязанное к смерти, или стать единым с водами вселенной?"
Так вот почему умерли остальные? Потому что они не хотели приносить жертву - быть меньше или больше, чем человеком?
Она боролась за то, чтобы быть здесь, снова и снова, и теперь она была здесь. И все же рука ее дрогнула, когда она потянулась за ножом. Когда она положила кончики пальцев на нож, они горели.
"Только так я смогу стать достаточно сильной, чтобы спасти Ахиранию", - прошептала она. "Только так я могу спасти свою семью".
Якша ничего не сказал.
Прия взяла клинок. Прижала его к своей коже из тени, коже души. И вырезала место для магии.
Боли не было. Только ощущение, будто воздух покидает легкие, будто вода вливается внутрь, а потом огонь, а потом ясный свет, зеленый и чистый.
В горле что-то заклокотало. Что-то от смертной души. Что-то от жизненной крови.
Цветок, который она подарила Малини. Цветок-игла.
Она вложила в него частичку своего сердца.
"Я не могу отдать тебе все", - задыхаясь, проговорила она. "У меня больше нет этого".
"Неважно", - мягко сказала якша. "Неважно, росток. У нас достаточно".
Она подумала о крови сердца, о любви и ярости и о том сладком месте между ними, где обитали мысли о Малини. И цветок - саженец - который был ее собственной магией, рос и рос, пока она не поняла, что она уже не совсем Прия. Возможно, она никогда ею и не была. Возможно, с того самого момента, как она прибыла на Хирану в младенчестве, бессмертные воды переделывали ее изнутри, превращая в сосуд для своей магии и своих голосов, отбрасывая все то, что делало ее смертной женщиной с простым смертным сердцем.