Он остановился, опустился на землю. Закрыл глаза.
Прислушался.
В комнате были солдаты, и плачущие женщины, и негромкое бормотание мужчин. Солдаты задавали вопросы, а один из мужчин - не поэт, Рао знал его голос - спорил. "Мы ученые, господа, и художники. Мы не мятежники, мы только обсуждаем идеи".
"Никто не говорил, что вы мятежники", - ответил солдат, отчего одна из женщин начала рыдать еще яростнее.
Поэт и его последователи были мятежниками, хотя и своего рода. В этой комнате он слышал, как они говорили об отделении и сопротивлении, используя поэзию Париджати - метафоры розы и шипа, ядовитого олеандра, огня и меда, обращая собственный язык Париджати против него самого.
Он думал о лжи и правде, которые ему пришлось заплатить, чтобы узнать их секреты. Недовольство среди высокородных Ахираньи. Нити тревоги, объединявшие их, и их купцов, и воинов, и гончаров, и лекарей. Неправильное обращение с гнилью, гибель крестьян, запрет и унижение ахиранского языка и литературы - все это вылилось в деятельность неизвестного числа вооруженных повстанцев в масках, которые с особой жестокостью убивали париджатдвипанских чиновников и купцов, и гораздо большего числа поэтов и певцов, которые распространяли образ свободной Ахираньи.
Поэт и его последователи не были мятежниками в масках из леса Ахираньи. Но они были частью души сопротивления Париджатдвипе, связанной с высокородными спонсорами, и Рао надеялся, что они пригодятся ему.
Теперь, к сожалению, пользы от них не было.
Шум. Рао поднял голову.
"Ты здесь", - сказал солдат. Он был одет в белое с золотом одеяние Париджата, на его тюрбане был знак регента. Его шаги были тяжелыми. "Что ты здесь делаешь?"
Рао не слышал его приближения. Возможно, он выпил чуть больше аррака, чем думал.
"Ищу выход", - пролепетал Рао. "Сэр."
Он видел, как солдат прикидывает варианты: оставить пьяного сопляка, которого он нашел в коридоре, чтобы его вышвырнул один из способных охранников борделя, или притащить его в салон, чтобы допросить вместе с поэтом и его аколитами? Рао увидел, что интерес солдата к нему ослабевает. Рао был пьяным дураком, в нем не было ничего примечательного - он в этом убедился, - и насколько вероятно, что человек из Париджати будет участвовать в сопротивлении ахираньи? Возможно, его стошнит или он заплачет. Гораздо лучше оставить его.
Рао пьяно икнул и попытался выпрямиться. Солдат закатил глаза, пробормотал что-то невнятное себе под нос и повернулся, чтобы уйти.
Позади них, в салоне, закричала женщина. Один из мужчин начал кричать, потом резко замолчал, когда по коридору эхом прокатился удар. Стук плоти, металла, крови.
Солдат рефлекторно потянулся к своему мечу. Он снова посмотрел на Рао. Шок от шума заставил Рао выпрямиться, его позвоночник стал железным, глаза расширились. Он держался слишком уверенно.
Глаза солдата сузились.
"Ты", - сказал он. "Вставай".
Рао сглотнул. Искал нужный ему голос. "Что..."
У него больше не было времени на размышления. Солдат схватил его за руку и резко дернул вверх, так резко, что если бы Рао не был от природы легок на ногах, он бы вывихнул себе плечо. Солдат протащил его по коридору в салон.
Его повалили на пол. Он едва успел подставить под него руки, как его нос треснулся о камень. Поднявшись на ноги, он снова упал под ударом сапога того же солдата, который его нашел.
Дюжина глаз обратилась на него: горстка имперских солдат регента, одетых в белые и золотые одежды Париджатдвипана, с саблями на поясе; толпа испуганных женщин, обнимающих друг друга; несколько мужчин в платках, один из которых упал на землю, с перерезанным горлом, его кровь стекала на пол.
И поэт, Балдев. Он был пожилым человеком, грузным, как могут позволить себе только богачи, с квадратной челюстью и носом с твердым, аквилинным лезвием. Его благородное лицо выражало ярость и страх.
"Я нашел его снаружи", - хрипло сказал солдат, притащивший Рао.
"Один из ваших, да?" Это спросил у Балдева другой солдат.
Балдев посмотрел на Рао.
Рао подумал о том, как он выкраивал себе место в этих салонах, потихоньку уговаривая одного из последователей Балдева сделать ему приглашение. Он думал о вопросах, которые задавал Балдеву, когда недоверие поэта немного оттаяло и он поневоле поверил, что Рао не имеет злых намерений и является лишь тем, за кого себя выдавал: человеком из Париджати, склонным к учености, с высокими идеалами и желанием видеть Ахиранью свободной.
Он подумал о том, что открыл ему Балдев. Секрет, которым они наполовину поделились после последнего салона.
Я знаю человека, который может помочь тебе.
"Я не знаю этого человека", - сказал Балдев, оглядев Рао с ног до головы с видимым презрением.
"Вы уверены в этом?"
"Я не общаюсь с людьми, которые не принадлежат к моему народу", - сказал Балдев. Его голос был звучным, звенящим бархатом, созданным для поэзии и политики. Сейчас в нем слышалось нарочитое отвращение к пьяному мужчине-париджати, распростертому на полу, и к солдатам, окружавшим его. "Этот дом полон таких развратных парийских развратников, как он. Во что бы то ни стало, арестуйте их всех. Я буду рад видеть свою землю свободной от них. Он не мой аколит".
Женщины, мужчины, все старательно избегали смотреть в его сторону. Он ответил тем же и уставился в пол.
"Отлично", - сказал другой солдат. Он говорил тихо, но серебряная манжета на его руке выдавала в нем командира. Его глаза были немигающими. "У меня к тебе несколько простых вопросов, поэт. Отвечай на них с невинностью, и ты сможешь уйти".
"Загадка, да?" Рао поднял голову и увидел, что улыбка Балдева невесела. Лишь натянутость этой улыбки говорила Рао о том, что он боится.
Как и должно было быть. Под острием адреналина, под бдительным терпением, которое ему привили долгие годы судебных и оружейных тренировок, Рао тоже боялся.
"Вы принимали участие в нападении на махал регента?" - спросил командир.
"Нет", - ответил Балдев.
"В ту ночь, когда прозвучал раструб, вы были здесь?" Голос командира был мягким.
Тишина. Возможно, до Балдева доходила реальность того, что перед ним стояло.
"Да", - наконец сказал Балдев. "Мы были здесь. Я и мои аколиты".
"Проповедуя политическую идеологию повстанцев", - уточнил солдат.