"Ахираньи не забывают". Прия отошла от окна. Прижалась спиной к стене и уставилась в потолок.
"Пусть повстанцы помнят", - сказала Сима. "Пусть пишут стихи и песни и берутся за оружие. А мы с тобой должны позаботиться о себе".
Она не добавила, потому что никто другой этого не сделает. Эта истина укоренилась в их мозгу.
Но.
Хирана.
Если Гаутам приблизил ее к костям ее прошлого, то Хирана была могилой, где разбитые кусочки ее памяти лежали в тревожном покое.
Все это обрушилось на нее тогда. Истощение. Пустота внутри нее. Храбрость и одиночество Рукха, как зеркало, отражающее ее собственное прошлое. Мысль о том, как легко лезвие может рассечь кожу. Унижение от того, что тебя сбивают с ног, отвергают, говорят свысока. И что ты делаешь? Подметаешь полы?
Когда-то она должна была стать намного лучше.
Она не могла быть той, кем ее воспитали. Но может быть, только может быть, она могла позволить себе хотеть немного большего, чем то, что у нее было. Совсем чуть-чуть.
Это желание внезапно вспыхнуло в ее сердце - такое маленькое и в то же время такое сильное, что оно разгорелось в ней, как голод в изголодавшемся теле. Она не могла позволить себе желать прежних даров или прежней силы. Но этого она могла хотеть: достаточно монет, чтобы купить священное дерево, не унижаясь перед человеком, который ее ненавидел. Достаточно монет, чтобы сделать жизнь немного лучше: для тех детей на рынке, у которых никого не было. Для Рукха, который теперь был под ее ответственностью. Для нее самой.
Монета была властью. А Прия так устала чувствовать себя бессильной.
"Я вижу ее", - внезапно вздохнула Сима. "Я не вижу ее лица, но ее сари прекрасно".
"Она принцесса. Конечно, ее сари прекрасное".
"Но оно серое. Я думала, она наденет что-нибудь посветлее".
"Она пленница."
"Кто знает, что носят заключенные королевские особы? Перестань огрызаться, При. Иди и посмотри".
На этот раз Прия заняла место Симы. Стройная фигура только что сошла с колесницы. Прия видела край руки, все еще опирающейся на стенку колесницы, перламутровая ткань сари принцессы слегка шевелилась на ветру.
"Я собираюсь найти Гаури", - сказала она, отступая назад.
"Прямо сейчас?" спросила Сима, наморщив лоб в замешательстве.
Прия не хотела ждать. Если бы она слишком долго думала о том, как это глупо, она бы убедила себя не делать этого.
"Почему бы и нет?" сказала Прия. "Мне нужно попросить ее о работе. Я пойду с тобой в Хиран". Она заставила себя улыбнуться. "Ты права, Сима. Пришло время позаботиться о себе".
МАЛИНИ
Их вежливо встретил регент, генерал Викрам. При нем была его молодая жена - симпатичная и лупоглазая ахираньи, которая вежливо, но робко улыбнулась, а затем с извинениями удалилась в свой дворец. Леди Бхумика была на позднем сроке беременности и не могла справляться с обязанностями по приему гостей.
Малини, конечно, не была гостьей. Она была здесь не по своей воле. Но лорд Сантош - с отвратительным удовольствием отвечающий за ее заключение, как и в тот день, когда Чандра передал ответственность за нее в его руки, - настоял на пышном обеде. К ним присоединились советники регента, но, к ее облегчению, Малини отвели почетное место в стороне от остальных.
Вынесли огромные тарелки. Возможно, генерала Викрама заранее предупредили, что лорд Сантош, как и император Чандра, питает отвращение ко всему, что не является по своей сути парийским, потому что еда напоминала ту, которую она ела в императорском махале в Харсингхаре. В нем было много топленого масла, изюма и фисташек, шафран благоухал в бледном дхале. Она ковырялась в нем, с трудом заставляя себя есть, пока регент задавал вежливые вопросы о путешествии, а Сантош отвечал. С тех пор как Малини начали пичкать цветками иглицы, ее аппетит ослаб. Теперь она не чувствовала голода.
Ей следовало оценить регента: его слабости, его убеждения, вероятность того, что все это можно использовать, чтобы обратить его лояльность против Чандры. Он не мог нравиться ее брату - ни один здравомыслящий человек не любит ее брата, а генерал Викрам не продержался бы на посту регента так долго, если бы не обладал умом, - но в ее голове все еще был клубок мыслей, заторможенных неделями употребления цветка-иглы.
Она могла только сидеть, уставившись в свою тарелку, и чувствовать, как ее собственный разум спотыкается о то, что нужно сделать. Теперь, когда у нее не было ни драгоценностей, ни монет, чтобы подкупить их за услуги, ей нужно было найти способ завоевать расположение служанок. Ей нужны были глаза и уши в махале.
"Принцесса еще не знает, - сказал Сантош, в голосе которого звучало больше ликования, чем нравилось Малини, отчего она подняла голову, - где находится ее тюремная камера. Не желаете ли вы оказать эту честь, генерал Викрам?"
Взгляд регента скользнул между ними.
"Император Чандра просил разместить вас в Хиране, принцесса", - сказал он.
Малини хотела бы удивиться. Но это было не так. Ужас и покорность накапливались в ней, перекатываясь из желудка в конечности, пока не онемели даже пальцы.
"Хирана", - повторила она. "Храм Ахираньи".
Прамила шумно вдохнула. Тогда она еще не знала.
"Храм, где жрецы Ахираньи сожгли себя по приказу моего отца", - медленно произнесла Малини, переводя взгляд с прищуренного лица Прамилы на нечитаемое лицо регента. "Храм, где двадцать пять детей..."
"Да", - резко сказал генерал Викрам. Сам он выглядел довольно седым. Она вспомнила, что он был регентом, когда ее отец отдал приказ об этих смертях.
"Другой Хираны нет, принцесса", - с легкой усмешкой сказал Сантош. О, он был в восторге, не так ли? "Что может быть лучше, - продолжал Сантош, - чтобы обдумать свой выбор. Подумать о том, что вас ждет".
Генерал Викрам смотрел в сторону от нее, его взгляд был прикован к решетчатому окну. Как будто, не признавая того, что лежит перед ним, он мог игнорировать ее судьбу.
"Как пожелает мой брат-император", - сказала Малини.
Хирана не была похожа ни на что, виденное ею прежде.
Это было огромное сооружение, возвышавшееся в зените, где находился сам храм. Но здесь не было четкой лестницы, ведущей вверх, не было легкого уклона камней. Вместо этого, как будто кто-то взял груду тел - животных, смертных, яков - и сложил их друг на друга, создав гору мертвых. Издалека, на взгляд Малини, это выглядело гротескно.
Не лучше она выглядела и тогда, когда ее подвели к веревке и предложили взобраться на нее.
"Вы должны быть осторожны, принцесса", - спокойно сказал ей командир Дживан, проводник, предоставленный регентом. "Хирана чрезвычайно опасна. Поверхность повреждена во многих местах и открывается в глубокие ямы. Не отпускайте веревку. Следуйте только моим указаниям".