Наблюдающий за расправой Макс охнул, выронил фонарь, и тот стал светить вбок, но пока этого хватало.
Продолжая отступать и тыкать вилами в размозженное лицо зомби, я заорал:
— Макс, твою мать, свети на меня… — Удар с замахом, тычок в грудь, еще удар вилами в голову — хр-р-рясь!
Я потянул вешалку на себя, но ножки застряли в черепе, пришлось снимать зомби, как котлету с вилки. Пинком отброшенный к стене, мой противник упал, копошась, как перевернутый на спину жук. «Активности» в нем оставалось восемь процентов, но я уже знал, что они не подыхают от травм, а необъяснимым образом восстанавливаются, если не добить. На моих глазах восьмерка превратилась в девятку.
Макс продолжал игнорировать мою просьбу и поле боя не освещал, от вида зомбячьих потрохов окончательно уйдя в прострацию, но я на него не отвлекался — нужно было положить эту тварь. От мысли о предстоящем убийстве снова затошнило, но я пересилил себя. Давай, Рокот, ну! Размахнулся и обрушил вешалку на деформированный окровавленный череп Нахума — выбил три процента, еще удар — и снова столько же. Выходит, последние десять процентов «активности» снять сложнее всего. На третьем ударе вешалка изогнулась, едва не переломившись в середине, оставив зомби с процентом «активности» и шансом оклематься.
Преисполненный решимости, я переломил вешалку, взял острую трубу без зубьев, примерился и с криком: «Нахум Панганибан!» — вогнал ее в грудную клетку, как кол в сердце вампира.
+1 универсальный кредит (итого: 3).
Богатство-то прирастает не по дням, а по часам! Еще семь кредитов, и куплю автомашину с магнитофоном, пошью костюм с отливом — и в Ялту! То есть возьму себе первый уровень. Почему-то мне это казалось важнее, чем жалкие бонусы к урону или защите… Хотя нельзя забывать о квалификационных требованиях для перехода к следующей волне Жатвы: без одного тысячу кредитов, по идее, нужно всегда держать в запасе. Ха! Легко сказать, а ведь это сколько трупов нужно за собой оставить?..
Здесь было не просто очень жарко, но еще и душно. Воздух лип к коже, ручьем бегущий пот заливал лицо и щипал глаза. Я вытер лоб, размазав кровь зомби, повернул голову к Максу, обкладывая его трехэтажным матом, но прервал словесный поток, потому что сисадмин сидел, привалившись спиной к стене и свесив патлатую голову на грудь, а фонарик, выпавший из его руки, откатился в сторону.
Ну вот, не хватало еще, чтобы он стал «опустевшей оболочкой». Вспомнился приветственный текст, где говорилось, что «вторая волна: в процессе», и я завершил ругательство, но оно было окрашено уже не злостью, а отчаяньем. Получается, вот так проявишь малодушие — и прощай, душа? Струсил — пополнил ряды зомби?
Нужно скорее обыскать бытовку, пока Макс не восстал и не набросился…
Бывший сисадмин дернул ногами, крутнул головой, замычал, а я подумал, смогу ли его прикончить, если пару минут назад мы еще разговаривали. Может, он вообще последний одушевленный, кроме меня, на планете!
— Е-ма-а-а… — протянул Макс, убрал патлы с лица, посмотрев на меня вполне осмысленно, и проворчал: — В лицо не свети, мент, что ли?
Он поднялся, потряс головой, подавил тошноту.
— Тебя что, вырубило? — спросил я то, что и так было понятно.
Макс, видимо, своей слабости стеснялся и проворчал:
— Я же говорил, не боец, у меня гемофобия с самого детства. Знаешь, да, чё такое? Когда не переносишь вида крови…
— Не гомофобия, и ладно, а то я бы еще постеснялся с тобой на публике появляться.
— Это почему? Я, вообще-то, ничего против п… э… геев не имею.
Желание его ругать исчезло, потому что ну уродился он со странностями, чего уж теперь. Придется принять таким, какой есть, главное, он здесь все знает, а в моей ситуации это капец как важно. Иначе шарахался бы по отелю не знаю где, не знаю куда, пока не сожрали бы.
К тому же меня и самого пошатывало, так что, подбадривая себя и его слоганами, я вошел в бытовку:
— Гемофоб, смирись с мыслью, что ты полон крови!
— Денис, завязывай, — серьезно попросил Макс. — В детстве во дворе и так все надо мной смеялись. Я даже пытался преодолеть это, не спрашивай как, просто знай, что не получилось. Вижу кровь — падаю на х… без чувств.
— Свети давай… пока не упал на х…
Луч фонарика пополз по стеллажу, заваленному книгами, журналами, мотками веревок, проводами, чашками, бумагой и чайными пакетиками, соскользнул на стол, переместился на ведра, двинулся дальше и остановился на хорошей такой бите, стоящей в компании садовых инструментов: двух лопат и вил с пластиковыми ручками. С тоской вспомнились наши родные надежные деревянные черенки, к которым здорово было бы примотать нож шеф-повара, эдакий тесак, чтобы не только колоть можно было, но и рубить! Эх, мечты-мечты…