– Лидокаин введен, – доложила медсестра.
Ординатор отделения интенсивной терапии взглянул на монитор и поморщился:
– Черт. Фибрилляция сохраняется. Придется снова запускать дефибриллятор. Двести джоулей.
Медсестра подала ему пластины дефибриллятора. Места наложения уже были помечены токопроводящим гелем. Одна пластина легла возле грудины, вторая – вблизи соска.
– Всем отойти.
Тело Джошуа О’Дея пронзил электрический разряд, вызвав одновременное сокращение всех мышц. Тело вздыбилось в чудовищной судороге и снова обмерло.
Собравшиеся следили за кардиомонитором.
– Фибрилляция сохраняется, – сказал кто-то. – Нужна инъекция бретилия, двести пятьдесят миллиграммов.
Ханна, не дожидаясь распоряжений, возобновила массаж сердца. Раскрасневшееся лицо медсестры было мокрым от пота и оцепенелым от страха.
– Давайте я вас подменю, – предложила Эбби.
Ханна молча кивнула и отошла.
Усевшись на табурет с упором для ног, Эбби коснулась груди Джошуа. Ее ладонь легла на нижнюю треть грудины. Грудь мальчишки была тощей и хрупкой: того и гляди треснет, если надавить посильнее. Эбби с некоторой опаской взялась за массаж.
Массаж не требовал никакого умственного напряжения. Руки вперед, руки назад, снова вперед и снова назад. Альфа-ритм при реанимации. Эбби одновременно была частью возникшего хаоса и находилась вне него. Сознание ее витало где-то в другом месте. Эбби не могла заставить себя смотреть на лицо Джошуа, следить за движениями Вивьен, закреплявшей интубационную трубку. Она смотрела лишь на тот участок груди, который массировала сомкнутыми руками. Грудина – анонимная часть тела. Она могла принадлежать кому угодно. Например, старику. Или совершенно незнакомому человеку. Вперед, назад. Вперед, назад.
– Всем отойти! – снова послышался чей-то голос.
Эбби послушно отошла. Еще один электрический разряд. Еще один секундный танец тела Джошуа. Гротескный танец.
Фибрилляция желудочков. Сердце подавало сигнал бедствия. Оно не справлялось.
Эбби вернулась на табурет и возобновила непрямой массаж сердца. Вперед, назад. «Джошуа, возвращайся, – говорили мальчишке ее руки. – Возвращайся к нам».
К гулу голосов добавился еще один.
– Попробуем ввести ему хлористый кальций. Сто миллиграммов, – сказал Аарон Леви.
Он стоял у Джошуа в ногах, глядя на монитор.
– Но пациенту уже вводили дигоксин, – сказал ординатор.
– При его состоянии нам нечего терять.
Медсестра приготовила шприц.
– Сто миллиграммов хлористого кальция, – сказала она, подавая шприц ординатору.
Укол был внутривенным. Жалкая добавка в организм, и так уже нашпигованный лекарственной химией.
– Теперь дайте еще один разряд, – распорядился Аарон. – На этот раз четыреста джоулей.
– Всем отойти!
Эбби отошла. Картина повторилась: чудовищная судорога, после которой тело Джошуа замерло.
– Еще разряд, – велел Аарон.
Новая встряска. По экрану монитора тянулась прямая линия. После разряда она вернулась в прежнее состояние. Затем монитор издал слабый писк. Всего один раз. Слабый показатель желудочкового комплекса. Всего один. Сердце Джошуа отказывалось работать самостоятельно.
– Дайте еще разряд, – велел Аарон.
Получив четыреста джоулей, тело Джошуа снова дернулось. Вокруг зашептались. Все смотрели на монитор.
Писк. Сигнал желудочкового комплекса. Еще один. И еще.
– Мы в синусе, – сказал Аарон.
– Появился пульс! – крикнула медсестра. – Я чувствую его пульс!
– Давление – семьдесят на сорок… теперь девяносто на пятьдесят…
По палате разнесся вздох облегчения. Ханна Лав плакала, не стесняясь врачей и других медсестер.
«С возвращением тебя, Джош», – мысленно произнесла Эбби.
Ее глаза тоже были полны слез.
Ординаторы постепенно расходились, но Эбби не могла заставить себя уйти. Сражение за жизнь Джошуа опустошило ее. Она молча помогала медсестрам собирать использованные шприцы и ампулы – эти стекляшки и кусочки пластика, неотъемлемые атрибуты каждого «синего кода». Рядом с нею Ханна Лав заботливо стирала с груди Джошуа токопроводящий гель.
Тишину палаты нарушил голос Вивьен.
– Сейчас ему бы могли пересаживать сердце.
Вивьен стояла возле тумбочки с бейсбольными трофеями Джошуа, теребя в руках ленточку времен его детства. Бойскауты-волчата. «Дерби соснового леса». Третий класс.
– Операцию можно было бы начать в десять утра, располагай мы донорским сердцем. Если этот парень умрет, вина в его смерти ляжет на вас, Аарон.
Вивьен смотрела на Аарона Леви, подписывавшего бумаги, которыми всегда сопровождались экстраординарные события подобного рода. Сейчас его ручка застыла в воздухе.
– Доктор Чао, вам не кажется, что подобные разговоры в палатах не ведут? – тихо спросил он.
– А мне наплевать, слышит меня еще кто-то или нет! Перекрестная проба показала идеальную совместимость. Я рассчитывала, что Джош уже сегодня утром ляжет на операционный стол. Но вы мешкали с решением. Вы его откладывали, откладывали… Ненавижу эти проволочки!
Китаянка глубоко вдохнула и опустила голову, разглядывая детский трофей Джошуа.
– Не знаю, о чем вы только думаете. И вы, и все остальные.
– Пока вы не успокоитесь, я ничего не стану с вами обсуждать.
С этими словами Аарон повернулся и пошел к выходу.
– Нет, станете. Обязательно станете!
Вивьен поспешила вслед за ним.
Какое-то время Эбби еще слышала сердитый голос Вивьен. Ее вопросы. Требования объяснить, почему Джош не получил новое сердце.
Эбби нагнулась и подняла ленточку, оброненную Вивьен. Ленточка была зеленого цвета. Отнюдь не цвет победителя. Утешительный приз. Знак признания за долгие часы, потраченные на изготовление деревянного автомобильчика, его шлифовку, покраску, смазывание колесных осей. За маленькие хитрости вроде рыболовных грузил, повышающих скорость движения. Все подобные усилия обязательно нужно вознаграждать. Неокрепшее «я» десятилетних мальчишек очень нуждается в признании.
В палату вернулась Вивьен. Она заметно побледнела. Некоторое время она молча смотрела на Джоша. Его грудь опускалась и поднималась, подчиняясь ритму дыхательной аппаратуры.
– Я забираю его отсюда, – сказала она.
– Что-о? – встрепенулась Эбби. – Куда?
– В Массачусетскую клиническую больницу, в отделение трансплантологии. Подготовьте Джоша к перевозке. Я сейчас созвонюсь с ними.
Обе медсестры не двинулись с места. Они молча смотрели на Вивьен.
– Он не в транспортабельном состоянии, – решилась возразить Ханна.
– Если он останется здесь, мы его потеряем. Понимаете? Потеряем. Вы готовы это допустить?
Ханна взглянула на щуплую мальчишескую грудь, с которой все еще стирала гель.
– Нет, – торопливо прошептала она. – Нет. Я хочу, чтобы он жил.
– Там команду трансплантологов возглавляет профессор Иван Тарасов. Я училась у него в Гарвардской медицинской школе. Если наша команда не желает заниматься Джошем, им займется профессор Тарасов.
– Но даже если Джошуа выдержит перевозку, ему требуется донорское сердце, – напомнила Эбби.
– Вот мы об этом и позаботимся, – сказала Вивьен, в упор глядя на нее. – Он должен получить сердце Карен Террио.
Только сейчас до Эбби дошло, чтó ей надо сделать.
– Я немедленно переговорю с Джо Террио.
– Учти: все должно быть оформлено документально. Проследи, чтобы везде стояла его подпись.
– А как насчет жатвы? Бейсайдская команда нам не помощники.
– Тарасов обычно посылает на жатву своих людей. Мы будем ассистировать. Если понадобится, сами привезем ему сердце. Дорога́ каждая минута. Нужно все сделать очень быстро, пока нам здесь не начали мешать.
– Постойте, – вступила в разговор вторая медсестра. – У вас ведь нет разрешения на перевозку Джоша в другую клинику.
– Есть, – возразила ей Вивьен. – Джош О’Дей поступил к нам по линии учебных программ. Это значит, что решение принимает старший ординатор. Всю ответственность я возьму на себя, а вы готовьте его к перевозке.