Бухарин возражал Преображенскому, что эксплуатация деревни для финансирования промьшшенности есть ошибка даже с точки зрения чисто экономических расчетов. Крестьянство, если оно вообще уцелеет, именно должно обеспечивать рынок для промышленных товаров. Следовательно, товары с самого начала должны поступать к мужикам! Но ведь и Троцкий вкупе с другими левыми понимал, что крестьянам надо оставить возможность покупать необходимые им товары (например, спички, мыло, керосин и пр.). Так что практически взгляды правых и левых в то время не слишком расходились, тем более что Бухарин, в свою очередь, всегда подчеркивал решающее значение преобладающих темпов развития государственного сектора в хозяйстве над частным. По-видимому, он верил, что крупная социалистическая индустрия, благодаря присущему ей превосходству, будет автоматически совершать «большие скачки». Но к 1926 году и он, наверное, сообразил, что такой большой рост надо как-то стимулировать и крестьянину придется внести в это дело немалый вклад[20].
Бухарин осознавал, что крестьянин не примет социализма, пока не увидит своими глазами его особой экономической привлекательности, и что простыми внушениями глубоко укоренившееся классовое сознание изменить невозможно (это положение, кстати, прямо вытекало из общей марксистской теории). Здесь в его взглядах нет большой разницы с тем, что прокламировали левые. Троцкий, например, объявил, что лучше всего преодолеть разрыв между ценами на промышленные и сельскохозяйственные товары, улучшив эффективность и повысив производительность труда именно в промышленности. Отмечая расслоение в деревне и «рост кулацкой прослойки»[21], он уверял, что при правильном партийном подходе рост индустрии помешает процессу классового расслоения крестьянства и сведет на нет его последствия[22]. Левые постоянно утверждали, что коллективизация должна следовать за индустриализацией, а не наоборот, и материально обеспечиваться именно за счет роста индустрии. (Можно заметить в скобках, что в некоторых недавних исследованиях советских ученых пробуют утверждать, что так оно и происходило в действительности.) Левые продолжали говорить о «смычке» со средним крестьянством, подчеркивали, что превыше всего они ставят интересы пролетариата, но отнюдь не призывали к насильственной коллективизации, как иногда считается в широкой публике. Они верили, что отдельный крестьянин, будь это даже кулак, продержится исторически долго: «Принудительные поставки 150 миллионов фунтов зерна десятью процентами наиболее состоятельных крестьян – ничего более радикального, чем такая мера, левые не предлагали»[23]. Троцкий, находясь в изгнании, писал, что левые вовсе не собирались в ближайшую пятилетку ликвидировать деление крестьянства на классы – им нужно было только обложить доходы кулака налогами, чтобы обеспечить индустриализацию[24]. Как правые, так и левые считали, что необходимо непрерывно укреплять социалистический сектор в хозяйстве с тем, чтобы он стал преобладающим и в конце концов подчинил себе всю экономику.
У левых особой программы по аграрному вопросу почти что и не было; если не считать нескольких предложений по вопросам налогообложения и усовершенствования сельскохозяйственных методов, основной упор они делали в своей программе на промышленность, хотя и требовали принятия мер для создания новых колхозов (которых в то время было еще очень мало), особенно для крестьян-бедняков. Бухарин тоже мало что предлагал конкретного в деле модернизации или социализации деревни. Он больше говорил о каком-то неопределенном будущем, когда изменится характер крестьянина. Общим для левых и правых на данном этапе была их убежденность в том, что в сельском хозяйстве следует прибегать к мерам финансового характера (иногда довольно жестким); и наоборот, «принудительная» коллективизация может привести страну только к катастрофическим последствиям.
Но не в коллективизации деревни заключался главный момент спора фракций. По мере того, как политика партии завоевывала поддержку или хотя бы терпимое отношение со стороны самого преуспевавшего сектора в крестьянстве, ее, партии, левую фракцию все больше беспокоила мысль, что коммунистические идеалы поставлены под угрозу и что коммунистическое представление о классовой борьбе размывается. Почти никто в партии по-настоящему не примирился с товарной системой, и в аргументации всех спорящих мы находим очень шаткое предположение, что централизованное планирование экономики как-то сможет сосуществовать с рынком.
Как отмечалось, и не только тогдашними левыми, и не только сподвижниками Сталина, Бухарин, казалось, все надеялся, что переход к социализму в деревне следует отложить, пока не наступит эпоха принятия крестьянством социалистических порядков. До этой весьма маловероятной поры советская власть будет в определенной мере зависеть от сил рынка, которыми она не в состоянии полностью управлять (или, если пользоваться марксистской терминологией, советская власть будет зависеть от класса, являвшегося для нее не более чем союзником, а часто и хуже того).