"Ах, как мне стыдно, владыко, – сказал он в изнеможении, – что я лежу пред вами! Вот ведь какой я невежа!"
Архипастырь преподал ему свое благословение.
В продолжении дня многие из старших и младших приходили с ним проститься и принять его благословение, а мы старались, чтобы он своими руками дал каждому какую-либо вещь на память. Умирающему это, видимо, доставляло удовольствие, и он всякого встречал приветливой улыбкой, называя по имени. Заходило много и мирских; и тех он встречал с такой же приветливостью, а мы помогали ему раздавать своими руками, что было каждому назначено... Начался благовест к вечерне; он перекрестился. Я говорю:
"Батюшка! Что вам, трудно?"
"Нет, ничего-с!"
"А как память у вас?"
"Слава Богу, ничего-с!.. А что приходящих теперь никого нету?"
"Нет, все к вечерне пошли... Хороша лаврская вечерня!"
"Ох, как хороша, – сказал он со вздохом, – вам бы пойти!"
"Нет, я не пойду: у меня есть к вам прошение".
"Извольте-с!"
"Теперь, – так стал говорить я, – уже ваши последние минуты: скоро душа ваша, может быть, будет иметь дерзновение ко Господу; то прошу вас, друг мой, попросите у Господа мне милости, чтобы мне более не прогневлять Его благости!"
"О, если, по вере вашей, – ответил он, – сподоблен я буду дерзновения, – это долг мой, а вы за меня молите Господа, чтобы Он простил все мои грехи".
"Вы знаете, какой я молитвенник; но, при всей моей молитвенной скудости, я всю жизнь надеюсь за вас молить Господа. Вы помните, какие степени проходила наша дружба? Но последние три года у нас все было хорошо".
"Да и прежде плохого не было!"
"Позвольте же и благословите мне шесть недель служить Божественную Литургию о упокоении души вашей в Царстве Небесном!"
"О, Господи! Достоин ли я такой великой милости?.. Слава Тебе, Господи! Как я этому рад! Спаси же вас, Господи!.. Да вот чудо: до сего времени нет у меня никакого страха!"
"Да на что вам страх? Довлеет вам любовь, которая не имеет страха".
"Да! Правда это!"
"Вы, батюшка, скоро увидите наших приснопамятных отцов, наставников наших и руководителей к духовной жизни: батюшку отца Леонида, Макария, Филарета, Серафима Саровского[3]..."
"Да, да!..."
"Отца Парфения[4]", – продолжал я перебирать имена святых наших современников... И он как будто уже переносился восторженным духом в их небесную семью...
"Да, – промолвил он с радостным вздохом, – Эти все – нашего века. Бог милостив – всех увижу!"
"Вот, – говорю я, – ваше время уже прошло; были и в вашей жизни потрясения, но они теперь для вас мелки и ничтожны; но мне чашу их придется испивать до дна, а настоящее время ими щедро дарит".
"Да – время тяжелое! Да и самая жизнь ваша, и обязанности очень тяжелы. Я всегда смотрел на вас с удивлением. Помоги вам, Господи, совершить дело ваше до конца! Вы созрели".
"Вашей любви свойственно так говорить, но я не приемлю, стоя на таком скользком поприще деятельности, столь близком к пороку, к которому более всего склонна человеческая природа"[5].
"А что, вы не забыли отца Исаакия?" – спросил он меня. более всего "Нет!"
"Вот, бедный, попался в ярмо![6] Ах, бедный, как попался-то! Бедный, бедный Исаакий – тяжело ему! Прекрасная у него душа, но ему тяжело... Особенно, это время!.. Да и дальняя современность чем запасается – страшно подумать!"
"Вы устали! Не утомил ли я вас?"
"Нет, ничего-с!.. Дайте мне воды; да скажите мне, каков мой язык?"
Я подал ему воды и сказал, что он говорит еще внятно, хотя и не без некоторого уже затруднения.
"Вот, – прибавил я, – пока вы хоть с трудом, но говорите, то благословите, кого можете припомнить, а то и я вам напомню".
"Извольте-с!"
Я подал ему икону и говорю:
"Благословите ею отца Исаакия!"
Он взял икону в руки и осенил ею со словами:
3
Все это современники о.Мелетия. Отец Леонид и Макарий – великие старцы Оптиной Пустыни, почившие о Господе, первый – 11 октября 1841 года, второй – 7 сентября 1860 года. Филарет – известнейший подвижник и схиигумен Глинской Пустыни, скончавшийся в 40-х годах прошлого столетия. Преподобного же Серафима ныне знает и чтит вся Православная Церковь.
6
Отец Исаакий, младший родной брат о.Мелетия, был избран и назначен настоятелем Оптиной Пустыни в 1862 году. Об этом-то "ярме" и соболезнует умирающий.