Что же касается Оли, то она понемногу стала думать о завтрашнем дне. Конечно, тоска по Айвару еще не прошла, но девушка решила, что пора страстей для нее завершилась и за нее стоит поблагодарить судьбу и думать о следующей странице жизни. А Даниэль представлялся ей не то чтобы убежищем, а скорее символом этой новой жизни.
Однажды, в разгар лета, Даниэль пригласил ее погулять по Таврическому саду и как бы невзначай достал из кармана маленькую коробочку. Увидев ее, Оля даже слегка покраснела. В коробочке лежало серебряное кольцо с алой яшмой в виде божьей коровки, черные вкрапления на камне имитировали пятнышки на панцире, а лапки и усики были сделаны из серебра.
— Знаешь, Оля, я сам такого от себя не ожидал, — с неловкой улыбкой сказал Даниэль. — Я всегда считал, что сначала решу все будничные вопросы, подготовлю фундамент, хорошую почву, чтобы было куда привести женщину, с которой я хочу связать жизнь. А уж потом и смогу подумать о праздниках. Но вот не удержался, как видишь! Надеюсь, ты не будешь меня презирать за такую непоследовательность?
— Да что ты, — ответила Оля, слегка растерявшись. — Спасибо, мне очень приятно, но все-таки ты меня немного удивил. Если, конечно, речь о том, что я думаю.
— Именно об этом, — произнес Даниэль и положил руку ей на плечо. — И я знаю, что ты ко мне пока не испытываешь таких же чувств, как я к тебе. Но это меня не пугает, я готов ждать сколько тебе будет удобно, чтобы узнать меня получше, привыкнуть ко мне, в хорошем смысле. Я уверен, что вместе мы будем счастливы.
Девушка тепло улыбнулась: ей было приятно, что Даниэль так чутко отнесся к происходящему в ее душе. Конечно, Оля не забыла и не разлюбила Айвара, однако сознавала, что чем раньше она привыкнет думать о нем как о прекрасном, но неприкосновенном сне и фантоме, тем будет лучше для всех, в том числе и для него. Зная Айвара, она боялась, что он еще и будет тяготиться чувством вины за ее одиночество. А что могло помочь женщине скорее, чем благоустройство семейного гнезда, домашний уют и забота, которая не оставляет времени для бесполезных самокопаний?
После того, как Даниэль вроде бы обозначил серьезность своих намерений, она наконец решилась перейти к близким отношениям. Это выглядело красиво и как-то очень скромно — Даниэль не испортил деликатной атмосферы ни одним неосторожным словом, неуместной шуткой или призывом «смотреть на все проще». Он даже впервые поймал себя на том, что испытывает не только страсть, но и уважение. Правда, Оле все это не доставило особого удовольствия, как и с ее первым парнем, хотя тот был гораздо более ленивым в интимных делах. Просто она слишком хорошо помнила Айвара — его сильные руки, его нежность, его горячее тело, африканские непристойности и слова «Если хочешь, я перестану дышать», которых ей, конечно, не сказал бы никакой другой мужчина.
Оля все так же с благодарностью принимала галантность Даниэля, затейливые подарки и нежные прозвища, хотя они, пожалуй, были чересчур высокопарными. Но пусть так, лишь бы не «беляночка». И конечно, не с такими чувствами она когда-то мечтала выйти замуж. Однако в семье Оли тоже считалось, что брак и дети — нечто настолько обязательное для взрослого человека, что об этом странно рассуждать, причем это касается и мужчин, и женщин. Просто ее родители толковали об этом гораздо проще и честнее, чем Андрей Петрович Ли, и воспитывали дочь без излишней строгости, считая, что чистота до брака — это, конечно, хорошо, но где найти парня, который будет ждать? В условиях конкуренции за работающих женихов без вредных привычек это казалось им непозволительной роскошью, и они даже поощряли общение Оли с парнями из «хорошего круга». Отец и мать считали неприемлемыми две вещи: сожительство и рождение ребенка вне брака, поэтому про контрацепцию Оле все объяснили вовремя.
И неизвестно, чем бы кончилась эта история, если бы у Даниэля не было еще одного интереса, который к данному моменту перерос в идею и страсть, не менее сильную, чем влюбленность в Олю. Это была мечта об отъезде за рубеж.
Такую мысль Даниэль лелеял не один день и даже год, считая, что привязанность к месту рождения — это по меньшей мере глупо, когда во всем мире открыты социальные и культурные границы. Он не мог спокойно читать новости о том, как очередные «селебрити» летят в Майами, на Мальдивы или Лазурный Берег как на дачу, хоть в летний отпуск, хоть в новогодние праздники, подальше от холода, слякоти и серых улиц России, подсвечиваемых только телеэкранами. Ведь у большинства из них не было ровно никаких талантов, они просто умели торговать лицом и сходиться с нужными клиентами и покровителями, зарабатывали за корпоратив больше, чем средний россиянин — за год, и могли позволить себе что угодно.
И ладно бы речь шла только о свободе передвижения и дорогих игрушках, которыми эти люди не стеснялись хвалиться в СМИ, но в России привилегированному классу прощалось гораздо большее. Социальное расслоение, на взгляд Даниэля, достигло на его родине неприличных масштабов, и он не хотел с этим мириться, как и с отвратительным бизнес-климатом, полным недоверием к органам правопорядка, взятками и гнилым обслуживанием на всех уровнях, от торговли до медицины.
В это время молодой человек нацелился делать карьеру в так называемом ивент-бизнесе и когда-нибудь основать собственное агентство. Но видя, что государство упорно продавливает свои идеи даже в самую безобидную развлекательную сферу и рубит любые зачатки новизны и самостоятельности, он все более отчаивался.
А больше всего Даниэля угнетало то, что его знакомые, особенно люди постарше, охотно выбирали путь молчаливого согласия и смирения и до сих пор считали жизнь трудом с четко прописанными обязанностями и туманным вознаграждением. Несколько примеров он наблюдал как раз недавно, что подтолкнуло его к решению поменять жизнь. Этому и раньше ничто не препятствовало: Даниэль был молод, здоров, не обременен семьей и детьми, мать еще не успела состариться и стать немощной. Хорошее образование в сфере предпринимательства и туризма, опыт и амбиции тоже имелись в его активе.
Однако по-настоящему яростный протест в нем вызвали разговоры со старшими, которые решительно не одобряли планов молодого человека. Он еще мог понять мать, которой было страшно оставаться одной, но еще больше не хотелось покидать родину и стать за рубежом обузой для сына. А посторонние люди просто страдали кликушеством об отсутствии чести, совести и патриотизма у изнеженной, не знавшей трудных годов молодежи.
В одном из таких разговоров отличилась коллега Светланы Васильевны по больнице, зашедшая в гости. Женщина со смехом поведала о том, что в одной из маленьких, но богатых стран Западной Европы пациенты городского госпиталя недовольны питанием: макароны, заявленные в меню как «аль денте», подали переваренными. «Кто бы у нас из-за такого кочевряжился? — заметила дама. — Вот наш народ все выдержит: и переваренное, и комом слипшееся, и просроченное! А там люди зажрались, настоящей жизни и не нюхали! Поэтому мы еще их всех переживем, попомните мое слово!»
Даниэль тогда поинтересовался, как по городу обстоят дела с пищевыми отравлениями и хроническими недугами ЖКТ и насколько это соответствует теории о «выдержке» и «живучести». И какая, собственно, связь между силой характера и вынужденностью терпеть воровство и нерасторопность больничного персонала?
Светлана Васильевна при этих словах стала делать сыну решительные знаки, но было уже поздно. Намек дошел до гостьи, и она, забыв о благодушии, начала выговаривать молодому человеку стандартную мантру о потерянном поколении, интернете, зловредном влиянии Запада и готовности продать совесть за еду.
Другой случай оставил еще более противный осадок. Уборщица, которую Даниэль после долгих материнских возражений все же нанял для мытья окон и полов, любила посудачить с хозяйкой о новостях и хрониках горячих ток-шоу, и кусок такого разговора он услышал, когда вернулся вечером с работы. Женщине было не более сорока лет, однако она в духе типичной дворовой бабки распекала нынешнюю молодую поросль. «У нас скоро как в этой Европе будут по домам ходить и детей отбирать из-за какой-нибудь ссадины! — возмущалась она, прихлебывая чай. — Все теперь грамотные стали, правам своим научились! Ну ссадины, и что? Да если детей не воспитывать вовремя, что из них вырастет? Жижа, не способная ни за себя постоять, ни жену приструнить, ни родину защитить!»