Но сейчас оно обострилось больше чем всегда: руководствуясь одним неведомым инстинктом, Айвар развернул машину и доехал до одного из ближайших поворотов. Там на узкой тропе стоял массивный внедорожник, который он не заметил сразу. Этот простой в безлюдной местности насторожил Айвара и он заглянул в окно автомобиля. В салоне было двое хорошо одетых белых людей — мужчина средних лет за рулем и девочка-подросток на заднем сиденье. Оба находились без сознания, и через тонированное стекло Айвар заметил зловещее покраснение кожи и другие признаки теплового удара. Думать было некогда, так как сотовая связь здесь ловила крайне плохо, он высадил одно из боковых стекол гаечным ключом, разблокировал дверь и вытащил обоих пострадавших. У себя в машине он постарался уложить их и обернул мокрыми полотенцами, а потом быстро поехал в больницу. Уже оттуда он позвонил в город и попросил эвакуировать оставленный внедорожник.
Довольно скоро необычные пациенты стали приходить в себя и оказалось, что у машины перегрелся аккумулятор в самые опасные часы, когда солнце палило беспощадно. Неопытные путешественники понадеялись, что в салоне будет прохладнее, но он быстро раскалился и мужчина отключился первым, а вскоре потеряла сознание и его дочь. Врач сказал Айвару, что еще немного времени могло стоить им жизни.
От него же Айвар узнал, что они были из Италии и приехали сюда исследовать памятники периода оккупации (мужчина был журналистом), а заодно решили испробовать и экстремальные маршруты. Сам он, конечно, тоже присматривал за больными, но не обсуждал их спасение, да и вообще неохотно вступал в разговоры. Однако журналист обратил внимание на необычного африканца, явно образованного и культурного, хоть и с угрюмым нравом, и расспросил персонал о нем. Те охотно рассказали об Айваре, а кое-кто из сведущих проговорился и о том, как он сюда попал.
Уже перед выпиской итальянец зашел в сестринскую к Айвару и нерешительно заговорил по-английски:
— Здравствуйте! Простите за беспокойство, но это ведь вы нас вытащили?
— Ну и? — спросил Айвар, продолжая просматривать рабочие бумаги.
— Я просто хотел поблагодарить, за себя и за дочку. Уже супруге домой сообщил, она обещала за вас помолиться!
— Ну спасибо, — отрывисто сказал старший медбрат. Эта неприветливость не удивила приезжего: его успели посвятить во все беды Айвара. Осмелев, он подошел к его столу и произнес:
— Послушайте, я узнал, что вы сюда приехали служить после того, как вас сняли с должности в столице. Вас и вашу жену (только теперь Айвар поднял на него глаза). Но я верю, что вы ни в чем не виноваты: такие люди не могут быть ни казнокрадами, ни предателями. Вы позволите мне написать о вас в европейском издании? Я обещаю связаться с вашими товарищами в Аддис-Абебе и опираться только на подтвержденные сведения. Не волнуйтесь, никакого скандала и агитации не будет! Я просто хочу помочь восстановить справедливость.
— Ну напишите, — ответил Айвар после небольшой паузы, но все так же бесцветно, и вскоре уже не вспоминал об этом разговоре. На прощание итальянец подарил ему образ Черной Мадонны и брошь из муранского стекла в виде цветочного венка. Ее Айвар отдал теще: та, несмотря на возраст и болезни, все еще радовалась приятным неожиданностям.
У Айвара были свои заботы — приближалось время освобождения Налии и он временами думал: как их обоих изменили эти два страшных года, выдержат ли такое испытание их былые чувства, знавшие только счастье и надежды? Да, Налия любила его с юности, но до чувств ли, когда нет будущего, а только лямка фактического существования, жуткая проверка на то, кто первым не сможет тянуть дальше?
Однако наконец Айвар получил извещение, которого так ждал. Письмо от жены с точной датой ее приезда в Афар пришло по почте, которая здесь работала ни шатко ни валко, но к счастью, доставила его вовремя.
В указанный день Айвар освободился на работе пораньше и прибыл в торговый город Аваш, через который пролегала железная дорога. На местной станции Налия попросила ее встретить. Припарковав машину, он вышел, чтобы покурить, и почувствовал, как дрожат руки, но почему-то ему показалось, что это не от таблеток, а от давно забытого чувства, похожего на воодушевление. Айвар знал, что супруга не поехала бы к нему только из-за безысходности, привычки или желания сохранить видимость брака, а значит, он все еще нужен ей так же, как она ему. Ради этого, право слово, стоило выжить...
И наконец он увидел ее.
Налия вышла из вагона с двумя массивными баулами в руках — в таких российские «челноки» когда-то перевозили товары. На ней была ситцевая белая кофта, голубые шаровары и такая же шаль, а голову она обвязала выцветшим светло-зеленым платком. Айвар заметил, что она подрезала длинные роскошные волосы, которые в нынешних условиях ей наверняка только мешали. Зато туфли, как прежде, были на пробковой танкетке, несмотря на прибавившийся вес и отекшие ноги (это Айвар понял по походке). Когда она приблизилась, Айвар разглядел, что лицо у нее оплыло и на нем виднелось немало преждевременных горестных бороздок. Но в целом Налия выглядела вполне пристойно и не утратила своей природной красоты.
Зато она в это же время рассмотрела, как выглядел муж. Налия узнала его еще издалека, по машине, и подошла к нему без всяких улыбок, слез или приветственных жестов. Тут ее лицо исказилось ужасом и болью.
— Ну здравствуй, — проговорила Налия хмуро. — Торжественную часть на этом предлагаю закончить и объяснить, что с тобой произошло. Тебя снова потянуло на исследование людских пороков, Теклай? И я догадываюсь каких на этот раз...
— Здравствуй, — механически ответил Айвар. — И если ты догадываешься, то зачем лишние слова? Да, ты все верно поняла: муж у тебя морфинист, только не колется, а пьет таблетки, потому что боится сепсиса. Но ты что, ожидала увидеть меня лопающимся от счастья и здоровья после того, как у нас повернулась жизнь?
— Хочешь напомнить мне, что я натворила? Я это знаю, не беспокойся.
— Налия, все, что хотел, я сказал, — невозмутимо сказал Айвар, забирая сумки и ставя их в багажник. — Началось с того, что болела голова, причем так, что к ночи я, пока не начал пить анальгетики, исходил, прости, на слезы, будто младенец с коликами... Жалости я не прошу, я сам виноват — я уж привык, что всегда во всем виноват. Но что было делать? Я никогда не был скован из огня и стали, и не убеждал тебя в обратном.
— Не спорю, но зачем было именно садиться на наркоту? Айвар, ты же не только медик, ты был еще и прекрасным атлетом! Как тебя угораздило? Почему ты не пошел лечиться?
— Куда, чем? Ребята из госпиталя мне помогают, что есть то есть, но это только слегка снимает симптомы. А что до морфина... Налия, ты, работая в здравоохранении, много видела в Эфиопии наркологических клиник?
Налия вздохнула:
— Может быть, ты хоть теперь понял меня? Понял, что я имела в виду, говоря о «нормальных странах»? Не гуляние по Елисейским Полям и не посиделки в пряничном домике среди кущей винограда, а то, что там люди с хроническими болезнями живут долго и спокойно! Живут, а не выживают. Они путешествуют, занимаются спортом и выглядят моложе своего возраста, а не так, как ты сейчас! Сколько тебе лет, напомни?
— Налия, ты так от меня отвыкла? — через силу усмехнулся Айвар. — С утра было тридцать восемь, если я сам ничего не забыл.
— А никто тебе столько не даст, — мрачно констатировала женщина.
Он бросил на нее безучастный и в то же время затравленный взгляд, и Налия оставила мужа в покое, настояв только, что машину поведет сама. Всю дорогу она молчала, Айвар же погрузился в нездоровую полудрему. Поселок не произвел на Налию особого впечатления, а может быть, после объяснения с мужем на это уже не хватало эмоций. Загнав «Ниву» под построенный Айваром навес из палок и широкого полотна, они отнесли вещи в дом и зажгли керосиновую лампу. Налия стала разбирать сумки и попутно спросила: