Андрей Петрович тем временем внезапно почувствовал себя очень плохо: закружилась голова, потемнело в глазах и подступило чувство необъяснимой жуткой паники. Давно страдая гипертонией и ишемической болезнью сердца, он очень боялся инсульта, поэтому сразу позвонил в «Скорую помощь». К счастью, медики не нашли ничего, кроме спазма сосудов мозга на фоне стресса, но тем не менее они заметили, что при таких сигналах необходимо беречься.
Хотя в таком положении размолвка с женой была очень некстати, Андрей Петрович так ей и не позвонил. Ему все еще было не по себе и хотелось просто с кем-то поговорить, но беспокоить Нерину он не решался, а Паша для такой ситуации был слишком юн. Оставалось звонить только Косте, хотя на его внимание тесть не очень рассчитывал и только попросил «как-нибудь заехать, когда будет удобно», без особой надежды.
Однако Костя приехал тем же вечером, привез любимый обоими чай на мандариновой корке, который сам закупал в Корее, и угостил тестя крохотной порцией коньяка. Как ни странно, тому ощутимо стало легче, и он рассказал Косте о случившемся.
— Ну и дела! — отозвался тот, — Выходит, и вас достали не на шутку? Только смотрите, ваша жена — это не Нери, она от вас так легко не отстанет. Так что сразу хоть не поддавайтесь.
— Спасибо тебе, Костик, — тяжело сказал Андрей Петрович, который пока был не в силах обдумывать будущие проблемы.
— Да за что? — искренне удивился Костя, — Я пока вроде ничего и не сделал. Но что-нибудь для вас придумаю, и благодарить меня не надо. Конечно, я откровенно плохой человек, но своих не бросаю, Андрей Петрович. Да и кто вас сейчас поймет, кроме меня?
На следующий день зять явился снова и принес Андрею Петровичу страховой полис с почти безграничным перечнем медицинских услуг и планом диспансеризации. Догадываясь, сколько это стоит при его почтенном возрасте, тот смутился, но Костя не дал ему ничего возразить:
— По-хорошему вам надо бы поехать в какой-нибудь санаторий, но там все будут делать за вас. А вам сейчас лучше себя загрузить по полной, чтобы не было времени на скуку и самоедство. Так что не сидите, лечитесь и приучайтесь сами себе готовить и убирать. Заодно новых знакомых приобретете, сотоварищей по давлению и ревматизму, глядишь, и веселее станет.
Как ни странно, циничный тон Кости нисколько не задел Андрея Петровича, напротив, у него посветлело на душе. Именно такая поддержка ему и была нужна: не снисхождение и жалость к его одиночеству и неизлечимому недугу старения, а прямой и бескомпромиссный мужской разговор на равных, показывающий, что его еще считают за живого, разумного, способного держать удар человека.
19.Когда корабль идет ко дну
Спустя месяц обследований Андрею Петровичу стало гораздо лучше. Подлатав здоровье и по совету Кости начав самостоятельно себя обслуживать, он освоился и даже нашел время и стимул для увлечений — любимой с молодости отделки мебели, поездок на зимнюю рыбалку с Пашей, после которых он угощал мальчика рыбной солянкой по собственному рецепту.
Надежда Павловна в конце концов стала звонить мужу и уговаривать «перестать дуться и смешить народ», но он твердо ответил:
— Надя, я и не собираюсь никого смешить разводами и разделами имущества, это просто нам не нужно. Но жить вместе мы больше не будем. Хочешь — вернись, но тогда на дачу перееду я. Пойми наконец, что я хоть и старый человек, но еще живой, у меня есть чувства, и слова тоже могут очень сильно ранить. Дочь у нас давно выросла, и глупо сохранять видимость семьи ради общественного мнения, когда остаток жизни можно потратить на что-то более толковое. Знай только, что я на самом деле очень тебя любил.
Некоторое время жена негодовала, изливала обиду подругам, многие из которых давно уже были в разводе и сейчас за сокрушенными взглядами и вздохами наверняка таилось злорадство. Но потом она тоже привыкла к уединению за городом, занялась шитьем и выпечкой тортов для знакомых, много гуляла, ездила на авторские экскурсии для пенсионеров. Впервые за долгое время Надежда Павловна позволила себе роскошь вставать с постели и готовить когда захочется, и понемногу вошла во вкус.
Конечно, она не удержалась и вскоре нажаловалась дочери на «мужиков, которые сами не знают, что им надо», но Нерина только сказала: «Ну что, доигралась? Довыпендривалась?» От такого безразличия мать вконец оторопела и убедилась, что в семье ее никто никогда не ценил и не понимал.
Костя по-прежнему часто навещал отца жены, привозя хорошие продукты, которые доставал по каким-то своим каналам, и иногда оставался на обед.
— Ну что же, сейчас вы неплохо выглядите для соломенного вдовца, — заметил как-то зять в своей обычной манере. Однако Андрей Петрович к ней давно привык и не обиделся.
— Видишь ли, Константин, — задумчиво сказал он, разливая чай, — С годами осознаешь все преимущества того, чтобы жить одному. Я же всегда был при ком-то, да и не принято у корейцев автономное существование, а уж тем более для стариков. Когда-нибудь, возможно, ты меня поймешь.
— Да я вас прекрасно понимаю, Андрей Петрович, — ответил Костя с улыбкой, — Я же всегда был испорченным корейцем. И кроме того, сейчас я тоже именно так живу, и представьте, нормально себя чувствую.
Андрей Петрович вопросительно посмотрел на зятя и тот добавил:
— Давайте откровенно: вы были бы рады, если бы я захотел помириться с Нери только потому, что мне тошно в одиночестве или я не в состоянии постирать носки с рубашками? Наверное, нет. Вот я и хочу, чтобы вы знали, что мне не тошно.
— Дай-то бог, Костик, — кивнул тесть, — Но тебе рано думать о таких вещах, в молодости нужна семья. А со старческими проблемами куда легче сживаться, когда знаешь, что ты никому не в тягость, да и самому не надо заботиться о том, как угодить другим. А как я раньше жил? Сначала с родителями, потом рано женился и жену опять-таки привел в их дом. Куда еще-то? Не к ее же семье, хотя людьми они были славными, и моя национальность их нисколько не смущала. А вот Наде с моей родней пришлось туго...
Андрей Петрович присел к столу и заговорил, подперев рукой подбородок:
— Неричка, слава богу, об этом не помнит. Мой отец умер рано, еще до ее рождения, а вот мать к старости слегла, со всеми сопутствующими прелестями. Она всю жизнь была человеком жестким, а уж тогда стала просто невыносимой. И все это свалилось на Надю: и уход за свекровью, и маленький ребенок. Никто и не спросил, по силам ли ей это. А я что? Мое дело семью кормить, совесть чиста. Так что ей тоже было за что на меня обижаться, было... Хорошо еще, что длилось это недолго, хоть и грех так говорить. Но ведь многие так жили, и не принято было себя жалеть. Не принято себя жалеть...
Андрей Петрович приумолк — сознания будто коснулся какой-то холод. Только теперь он вдруг понял, что пытался донести до него парень из Аддис-Абебы, говоря такие очевидные, но почему-то показавшиеся ему дикими вещи. Он всего лишь хотел сказать, что быть слабым и нуждаться в помощи — это не преступление, не позор, не предательство близких и не попрание заповедей, а священное право, данное природой, которая создала людей противоречивыми и уязвимыми существами. За ум, принципы, способность творить и достигать каких-то высот люди расплачиваются внутренними разладами, болезнями и мучительным сознанием скоротечности жизни.
Костя, по-видимому прочтя что-то в его глазах, вдруг спросил:
— Что, вы Айвара вспомнили? А ведь я вам когда-то говорил. Не странно ли?
Он сделал паузу и добавил:
— Можно я вас кое о чем спрошу, Андрей Петрович?
Пожилой мужчина крайне удивился этой неожиданной церемонности совсем не в духе зятя и утвердительно кивнул.
— Вы невзлюбили Айвара за то, что он заговорил на эту тему при вашей жене и дочери?
— Да нет, Костя, я не такой слабонервный, — возразил Андрей Петрович, — Он мне в то время досаждал по многим причинам, хотя и не по своей вине. Но это тоже сыграло роль. Представь себе: много лет моя семья жила, как водится, по моим правилам, согласно которым о родственниках обязана заботиться жена и невестка, иначе зачем ее приняли в доме мужа? Ну да, приходилось тяжело, так кто обещал, что жизнь будет легкой? И вдруг какой-то другой мужчина ставит все это под сомнение! Естественно, никакому отцу и мужу не понравится такой удар по авторитету. Если бы они и дальше прислушивались к нему, это неизбежно размыло бы почву в нашей семье. Хотя она все равно рухнула...