Та, как и предполагала Нерина, сначала была в шоке:
— Нери, да ты что, спятила?! Нет, я понимаю: твой Костя, конечно, пренеприятный тип и понторез, но зачем же из крайности в крайность кидаться? Нормальные парни на свете резко закончились?
— Он нормальный, Оля, — решительно ответила Нерина. — Да это даже не то слово! Когда он приедет, ты сама убедишься. Айвар ласковый, мудрый, чуткий, и вообще какой-то, знаешь... возвышенный, что ли...
— Какой-какой? — усмехнулась Оля. — Это где же его возвышенности научили? Вот уж от тебя я такого затмения не ожидала! Он хоть слова-то какие-нибудь знает, кроме «бэлая сучка»?
— Да ну тебя! Я же говорю, Оль: он в Питере родился и рос, по-русски до сих пор прекрасно говорит, стихи читает наизусть получше нас с тобой. И пожалуйста, ты его не обижай, не смотри заранее вот так враждебно. Он ранимый, ты потом узнаешь, как у него жизнь сложилась.
— Все они такие ранимые, когда им что-то надо, — строго сказала Оля. — Не знаю, Нери, я как-то уже заранее боюсь твоего Айвара. Да и ты будь осторожнее, присмотрись к нему, прежде чем судьбоносные решения принимать.
Вскоре Айвар действительно свозил Нерину в провинцию — часть пути они проделали на стареньком, но исправном автомобиле ВАЗ, на котором их подвез один знакомый, а часть по железной дороге. Дорогу преодолели вполне спокойно и легко: в дорогу они захватили воды и фруктов, Нерина с удовольствием рассматривала виды из окна, похожие на авангардные полотна, и улыбалась другим пассажирам.
Наконец они добрались до деревни, состоящей из домов, которые были построены из веток и палок и покрыты листовым металлом. Хижина, в которой обитала родня Айвара, была рассчитана на две разные семьи, — как пояснил юноша, эфиопы часто так строили ради экономии. Стены, смазанные известью, хозяева кое-где украсили плетением из травы и листьев.
При виде самих местных жителей девушка растерялась — их одежда в основном состояла из футболок и грубых кусков ткани, обернутых вокруг тела, кожа натерта тальком и охрой, на коротко стриженых головах красовались повязки или нитки яркого бисера. Ходили здесь босиком или в резиновых шлепанцах. Все они хмуро посмотрели и на Айвара, и на его необычную спутницу.
Айвар поприветствовал их по-амхарски и представил им Нерину, а затем вкратце объяснил ей на русском, кто есть кто, но она никак не могла сосредоточиться. Обстановка казалась ей мрачной и завораживающей одновременно. Она не ожидала, что кровные родственники жениха будут так разительно от него отличаться.
Хозяева сохраняли угрюмый вид, но все же накормили молодую пару кукурузной похлебкой, сваренной на открытом огне, и напоили козьим молоком. Нерина даже осторожно понаблюдала за приготовлением супа — над огнем священнодействовала одна из старших женщин в семье, худощавая, рослая, с белым платком на голове. С необычайной ловкостью она перетерла зерна в ступке, нарезала лук, чеснок и острый перец и обжарила их на масле. Когда она бросила смесь в котелок, от него сразу пошли аппетитные запахи. И все же Нерина отметила, что в телепрограммах про экзотические путешествия местные жители выглядели совсем не так: они всегда излучали доброжелательность и панибратство, будто актеры этнического шоу.
А эта хозяйка эфиопского дома была совершенно другой: темные губы плотно сомкнуты, глаза без особого выражения лишь поблескивали белками в кровяных прожилках, ноздри настороженно расширялись, будто у дикого животного. «Вот таков здесь, по-видимому, образ богини домашнего очага» — подумала Нерина.
Однако понемногу все более-менее освоились, и Нерина с помощью Айвара рассказала о себе, а потом вспомнила, что у нее с собой были карандаши и бумага. Устроившись прямо на земле, она стала рисовать окрестности и людей, и местная детвора сразу этим заинтересовалась.
Заодно девушка заметила, что Айвар в это время разговаривал с местными женщинами, а потом обработал руки хлоргексидином из бутылочки и стал осматривать детей, которых те носили с собой, — ощупал животики, перебрал волосы и даже осторожно заглянул в беззубые рты. Потом к нему подошли и ребята постарше, которые были гораздо приветливее взрослых, и у них завязалась долгая дружеская беседа.
Нерина поднялась и нерешительно подошла к одному из детей, мальчику лет пяти-шести, дала ему несколько монет и с помощью жестов объяснила, что хочет нарисовать с него набросок. При виде денег тот заметно оживился и кивнул. Его фигурка в цветастой майке и длинной юбке из полотна оказалась очень фотогеничной на фоне грубой серой почвы и неба, которое на горизонте окрасилось в бурый оттенок, и Нерина рисовала с удовольствием.
Вдруг ребенок широко улыбнулся, открыв мелкие неровные зубы и десны, испещренные уродливыми белыми язвами. Девушка невольно вздрогнула и выпустила из рук карандаш и бумагу.
Она не заметила, как сзади подошел Айвар и осторожно взял ее за плечи.
— Спокойно, все в порядке, — тихо сказал он, и когда Нерина поднялась на ноги, подошел к мальчику. Судя по тому, что тот быстро успокоился, Айвар подобрал нужные слова, но девушке все еще было не по себе.
— Мне очень жаль, — промолвила она, когда вечером они, сидя у хижины, пили привезенный с собой лимонад. — Что с этим мальчиком?
— Да ничего особенного для этих краев, — вздохнул Айвар, — обычные болезни грязных рук и равнодушия. Не переживай, я тебя прекрасно понимаю, и они тоже простят. Только деньги лишний раз не давай: это к добру не ведет.
Он решил не смущать больше девушку, и на следующий день они отправились в обратный путь. Нерина была в этот раз менее разговорчива и только спросила:
— Айвар, а почему родственники тебя не любят?
— Они и не обязаны меня любить, — задумчиво ответил парень. — Могу сказать, что из всего христианства, что есть в Эфиопии, они уяснили только одно: «избави нас от лукавого». А истолковывают это каждое племя на свой лад. Но я больше не ломаю над этим голову и тебе не советую — нам же не придется жить здесь вместе.
Нерина не стала больше бередить тяжелую тему, и перед ее отъездом в Россию они попрощались очень тепло.
— Обещаю, я сразу поговорю с родителями, — тихо сказала она и заговорщицки улыбнулась.
Айвар не очень-то ей поверил и отпустил со спокойной совестью — мысль о том, чтобы жениться ради переезда в Питер, все-таки его тяготила. Но спустя неделю он получил сообщение, в котором она написала, что все рассказала родителям и они дали добро на его приезд и на знакомство. Так что Айвару оставалось, по ее словам, рассчитаться с прежним работодателем и получить частное приглашение, которое позволит ему прожить в России несколько месяцев, пока решатся последующие вопросы.
Эти слова настолько окрылили его, что мысль о браке с Нериной перестала угнетать так, как прежде, — он не загорелся этой идеей, но и не считал ее совсем безнадежной. «Чем не жена, и получше, чем у многих эфиопских мужиков? Добрая, нежная, умная, — так почему не полюбить ее со временем? И она меня полюбит, когда узнает получше. А секс... Я и не такое терпел, и не надо иллюзий, что бывает как-то иначе. И вообще, вдруг это действительно судьба? И это несуразное свидание, за которое до сих пор почему-то неловко, было не зря?»
Впоследствии Айвар много раз думал, как бы все повернулось, прими он другое решение, но в тот момент общая молодая тяга к вызовам и противоречиям взяла верх. Он все же решил, что обязан спросить Нерину в ответном письме: «Ты точно уверена? Тебя устроит все, о чем мы говорили?»
Когда пришел утвердительный ответ, Айвар понял, что перемены не развеются как приятный сон, что они в самом деле вот-вот станут его новой реальностью. И уже не колеблясь, стал мысленно прощаться с Эфиопией.
6.В родном городе
Айвар так и не узнал, как прошел первый разговор Нерины с родителями и каким образом она убедила их познакомиться с неожиданным возлюбленным из Африки. Но настроившись на перемены, он решил ехать независимо от того, что ждало его в этой семье. Оставалось только решить, где можно будет устроиться в России на первое время.