— Айвар как-то раз упоминал, что не хочет детей, — нерешительно промолвила девушка.
— Та-ак, — протянул Андрей Петрович, еще больше нахмурившись, — чем дальше, тем интереснее. Нет, не могу сказать, что я мечтал о таком отце для своих внуков, но все-таки... А с чем связано такое нежелание, можешь объяснить?
— Я сама не все поняла, — призналась Нерина. — Вроде как он считает, что в Африке их все равно не ждет ничего хорошего...
— То в Африке, а здесь ему что не так? Я просто не понимаю, зачем вообще в таком случае вступать в брак? Это же подразумевает рождение детей, как иначе! Любой адекватный человек со мной согласится. И я уж никак не ожидал, что мы от тебя не увидим продолжения, Нери. Между прочим, нам с мамой твое рождение далось очень непросто, так что не гневите бога!
— Ладно, Андрюша, об этом пока рано говорить, — вмешалась мать, мягко потрепав супруга по плечу. — Неричка у нас, слава богу, молодая, они образумятся и все будет нормально.
— Ну допустим, что так. Я надеюсь только, что его нежелание выражается в конкретных действиях, а не в том, что в случае твоей беременности он просто скажет, что это не его проблемы. Уважающие себя девушки не должны такого допускать, Нери.
— На этот счет можешь не беспокоиться. Но я все-таки подозреваю, что если бы он не был черным, все это казалось бы тебе не таким уж страшным, — заявила Нерина. — Только ты мог бы заметить, что он умнее и культурнее любого среднестатистического африканца, и не оглядываться на стереотипы.
— Дорогая моя, — отозвался отец, — почему-то и я, и все мои добрые товарищи из корё сарам, включая Сергея Александровича Кима и Костика, прекрасно ладим с русскими друзьями и коллегами, и никому в отношении нас в голову не придет думать о стереотипах. И мы о них тоже не думаем в отношении русских. Так что подобная отговорка давно не работает, людям важна только твоя внутренняя сущность.
— Вот мы и подошли к самому главному, — резко сказала Нерина. — Можно было не тратить время на ваш исторический экскурс, а сразу напомнить мне об этом мажоре!
Девушка вышла из комнаты, но отец успел сказать ей вслед:
— Между прочим, он очень переживает.
— Охотно верю, — бросила Нерина на ходу. — Обидно терять игрушку, которая еще не совсем надоела, но я не сомневаюсь, что он с этим справится.
Мать печально вздохнула, а Андрей Петрович смотрел перед собой сосредоточенно и хмуро.
— Вот и попробуй с ней поговори, — промолвила наконец Надежда Павловна. — Сразу же закроется и колючки выставит...
— Да, она такая, но ничего, Надя: на данный момент я неразрешимых проблем не вижу, это вопрос времени. В идеале стоило бы позволить им пожить вместе для пробы — да, не удивляйся. Ты же всегда освобождала Нери от быта, а тут пришлось бы его по полной распробовать: одну еду на этого стокилограммового лося надо тазами готовить, а также где-то добывать на нее деньги и самой притаскивать из магазина. И это еще без учета, что ему предстоит выбивать вид на жительство. В таких условиях он бы ей очень быстро разонравился, но все-таки это слишком крутая мера...
Надежда Павловна неуверенно пожала плечами и стала убирать со стола. Потом она зашла в комнату Нерины и осторожно положила руку на плечо дочери, которая с угрюмым видом сидела у комода.
— Послушай, Неричка, что я тебе скажу как мать, — сказала она. — Никогда не слушай мужчину, который говорит, будто не хочет детей. Он их захочет лет через пять-десять, и ему родит другая, а ты останешься одна. Женщина должна стать матерью, это закон природы, и тут не стоит обращать внимания на маленькие мужские капризы.
8.Странное чувство
Айвар все более комфортно чувствовал себя в городе, хотя праздник возвращения понемногу превращался в будни. Его даже удивило собственное спокойствие, когда он съездил к дому, в котором жил с родителями в детстве, и к родной школе. Он помнил, что когда-то в ее вестибюле не было никакой охраны, а сейчас удалось только зайти во двор и посмотреть в окна первого этажа. Но почему-то он не ощутил особой тоски, тем более что в настоящем было немало радостей. Особенно Айвару нравилась разъездная работа с доставкой, когда прохладным утром он наблюдал за оживляющимися улицами. Рассеивался сероватый туман, цветастые витрины поочередно показывались из-под пластиковых штор, пешеходы с картонными стаканчиками кофе спешили к метро, от соборов доносился завораживающий перезвон. Все это способствовало хорошему настроению, и кроме того, Айвар зарабатывал очень прилично по сравнению с прошлым. Оставалось время и на подтягивание английского и компьютерных навыков.
Заодно они на пару с Даниэлем привели в порядок изрядно постаревшую квартиру — Айвар счел нужным отблагодарить мать друга, которой теперь приходилось заботиться уже о двух молодых и крепких эфиопах, обладающих хорошим аппетитом. Но веселее всего было в клубе, когда днем проходили выставки, мастер-классы и подготовки к мероприятиям, а вечером начинались перфомансы, мини-концерты, показы тематических фильмов. Часто на них приходила Оля, принося к фуршетам печенье по домашнему рецепту, и это, как замечал Айвар, очень нравилось Даниэлю. Тот пользовался благосклонностью девушек со старших классов, умел красиво ухаживать и в клубе нередко сам выступал на сцене под какой-нибудь зажигательный ритм-н-блюз или любимое им старое диско. Как и многие африканцы, Даниэль потрясающе танцевал и пел, ощущая ритм на органическом уровне, и любил восхищенные девичьи взгляды.
Айвар не собирался выспрашивать у друга про его личные планы, как и распространяться о собственных делах с Нериной, но тот сам был не прочь посудачить об Оле, ее красоте, юморе и музыкальности. Однажды вечером он между делом спросил у Айвара:
— Как думаешь, Иви, стоит все же попробовать завоевать сердце этой златовласки Оли?
Айвар почему-то растерялся и ответил после недолгой запинки:
— Ну, по крайней мере я был бы не против, если бы мы устроили двойную свадьбу.
— Что? — насмешливо промолвил Даниэль. — Да куда мне торопиться-то? Как, впрочем, и тебе, если уж по-честному. Твоя невеста, как видишь, не из тех, кто до свадьбы ни-ни, так что и подружка у нее, вероятно, такая же. Думаю, что мне удастся ее заинтересовать чем-нибудь попроще кольца и лимузина с ленточками.
— Кончай болтать, — заявил Айвар, бросив в друга мятой бумажкой. — Когда ты начинаешь строить из себя последнего циника, мне кажется, что ты реально влюбился.
По натуре оба парня были непоседливыми и в свободное время ходили в тренажерный зал или просто гуляли по улице. Однажды вечером Даниэль предложил Айвару забраться на его любимую «точку обзора» — это была крыша, с которой открывался вид на оживленную, хоть и не слишком нарядную Стародеревенскую улицу. В теплый ясный вечер небо радовало глубиной и прозрачностью, наверху было тихо, но на простиравшейся под ними паутинке дорог кипела жизнь. Как всегда на окраинах в это время суток, потоки людей, вернувшихся с работы, стекались к недавно возведенным «муравейникам», в окнах зажигался свет, сновали автомобили, величественно проносились трамваи. Вдалеке в небе пролетел, просигналив огоньком, вертолет. А до мерцающего в сумерках силуэта «Лахта-Центра», казалось, они могли дотянуться рукой.
Ребята устроились в безопасном месте, курили и пили принесенный из дому чай в термосе, заедая его конфетами и зефиром в шоколаде.
— В Эфиопии вечерами мало что увидишь с птичьего полета: «огни большого города» есть только в Аддисе, — поведал приятелю Айвар. — А большая часть страны утопает во мраке, электричества или вовсе нет, или подается оно кое-как. Но вот на площади Мескель есть на что посмотреть: там расположена совсем не регулируемая транспортная развязка. Угодить в нее невесело, правила дорожного движения местные не особенно уважают. Но если вечером взглянуть свысока, то эта развязка похожа на какой-то адский огненный круг, а менее освещенные районы рядом с центром смотрятся как черные дыры.
— Да, просто абзац какой-то, — отозвался Даниэль. — Я вот пока не понял: а как ты вообще там свободное время-то проводил? Не круглосуточно же работать приходилось, наверное?