Налия даже попыталась узнать что-нибудь о том, куда увезли Айвара, но из этого ничего не вышло. И после этого она временно ушла из дома, бросила учебу и прибилась к дурным компаниям. К счастью, ум и недоверчивость не дали ей попасть в беду, как это случалось со многими ее сверстницами, ступившими на нелегкий путь поисков себя. Впрочем, мало кто решился бы совершить с девушкой что-то против ее воли — сама Налия на полном серьезе утверждала, что в таком случае дралась бы до смерти, чужой или своей, и Айвар в это верил. Ее широкие плечи, крепкие руки и по-крестьянски грубоватые кисти, унаследованные от предков, внушали осторожность тем, кто лучше всего понимал язык силы.
Но затем здравый смысл взял верх над порывами. Помирившись с родителями, окончив МГИМО и выучив, помимо английского и амхарского, популярный в Африке французский язык, эфиопка со страстью занялась исследованием мира. Но вместо шопинга и развлечений класса «люкс» Налия выбирала самые необычные и неудобные маршруты и извлекала из каждого увиденного города, поселка или пункта все странное, скрытое, теневое, о чем не знают туристы, не сочиняют маркетинговых баек гиды и не пишут авторы глянцевых буклетов. Узнав о «задворках» Парижа, Рима, Барселоны и других священных Граалей для обывателей всего мира, она устремилась к своим корням, в Африку. Тогда Налии уже было понятно, что так плохо, как там, в Европе не живут и самые бедные люди.
Самым страшным девушке казалось отношение к жизни, здоровью и страданиям в нищих странах Африки. Христианские традиции, которых придерживался эфиопский народ, приписывали боли и лишению какое-то обаяние и благородство, и Налия давным-давно думала так же. Тем более стихи и проза русских классиков, которые она проходила в московской школе, учили тому же, и жизнь без скорби и надлома представлялась неполной или неправедной.
Однако в беднейших регионах Эфиопии и других несчастных стран Налия поняла, сколько в этой идее лицемерия. На своем пути ей довелось общаться с членами разных гуманистических движений, многие из которых не стремились помочь страждущим, а только искали приключений и верили в идеалы, кое-как сшитые еще по лекалу культуры хиппи. Но истинных подвижников не пугало погружение в мир голода, разрухи, страшных болезней, паразитов, сепсиса и прочей мерзости, являвшейся буднями для множества людей. Они и объяснили Налии, что мало просто отмыть человека, дать ему лекарство и накормить, что это не имеет смысла без просветительской работы, которая прививает ему чувство ответственности за свое здоровье, безопасность, достоинство.
Родители, которые к этому времени сами вернулись в Эфиопию, поначалу боялись, что все это окажется очередным пылким увлечением и быстро надоест девушке, привыкшей к комфорту и привилегиям. Но Налия не пошла по пути своих ровесниц из влиятельных семей и сразу начала работать, в чем они, конечно, помогли, однако не давали поблажек. Она занималась и переводом важных документов, и организацией встреч, и даже программой развлекательных мероприятий для гостей из-за рубежа (они были, разумеется, пристойными и касались лишь парадной стороны эфиопской культуры). Медицинскую сферу Налия выбрала не без тайных мыслей об Айваре, будто предчувствуя, что когда-нибудь эта дорога их сведет.
— И вот представь себе, Айвар, какие были лица у родителей, когда я заявилась в Аддис в рокерском прикиде, с кучей цветных косичек на голове, и сказала, что тоже хочу заниматься важными государственными делами! — вспоминала Налия со смехом, устроившись у окна с сигаретой, закутанная в простыню.
— Что же они сказали?
— Как ни странно, только попросили не показываться в таком виде на деловых мероприятиях, а в свободное время пожалуйста! — для убедительности девушка задорно взлохматила свои потрясающие кудри.
— Кстати о свободном времени: а поклонников-то у тебя было много?
— Хватало, врать не буду, — спокойно ответила Налия. — Но ты, наверное, не удивлен, я ведь тоже девушка эффектная! Только я очень мало кого подпускала к себе, Айвар. В юности мне и без этого хватало адреналина выше головы, а потом я несколько раз пробовала встречаться со славными ребятами — хулиганы мне категорически не нравятся, кроме тебя, конечно...
— Это я-то хулиган?
— А будто нет! Но с этими парнями мне быстро становилось скучно, так что я быстро расходилась по-мирному: запасные варианты мне не нужны.
— Но откуда же в тебе столько страсти? — шутливо спросил Айвар.
— Разве для этого нужен практический опыт? — усмехнулась Налия. — Теклай, самыми эротичными моментами моего прошлого были те, когда мы виделись с тобой. Ты знал, что на тебя засматривались очень многие девчонки, и африканки, и русские? Да, им было проще с веселыми и раскованными пацанами постарше, у которых на уме только баскетбол и дискотеки, но потихоньку они все равно мечтали о тебе. И знаешь, как я боялась, что когда-нибудь, после совершеннолетия, я приеду снова в Питер и услышу, что ты женился на ком-то из них? Правда, в итоге все, конечно, обернулось гораздо страшнее, но все же...
Айвар посмотрел на нее с той же, что и в юности, тихой удивленной улыбкой, за которой было сложно разглядеть его истинные мысли, и это всегда пробуждало в Налии тревогу и ревность. Он помнил, что по мере созревания девушка все больше его провоцировала — в ход шли и те же обтягивающие топики, и распущенные кудри, и кокетство на пляже или на вечеринках. Но теперь он увидел ее яркость и женственность новыми глазами и уже сам никогда бы ее не упустил.
На работе Налия следовала западной деловой культуре, а вне ее давала волю вдохновению, носила короткие кофточки с бахромой, кашмирские шали, пышные юбки и плетеные, расписанные цветами туфли на огромной танкетке, хотя и так была ненамного ниже Айвара. Эти вещи были сшиты на заказ по образцам, которые она подсмотрела на блошиных рынках Европы и южных базарах, а также в любимом ею старом кино и мюзиклах. Налия могла позволить себе любые духи, но оставалась верна простому ароматическому маслу из виноградных косточек, а бриллиантам предпочитала акульи зубы и амулеты из стекла или дерева. В небольшом, но очень уютном доме у Налии было много предметов быта, которые она собирала по разным странам, и у каждого, как она объяснила Айвару, была своя история.
Приходя в этот дом, Айвар всякий раз чувствовал себя как в одной из сказок, которые любил в детстве. Конечно, он не мог удивить подругу дорогими подарками, но всегда приносил чудесные букеты и покупал ей винтажные брошки и заколки, ароматические травы для ванны, декоративное мыло из лавочки, где продавалась прованская парфюмерия (Налия обожала все водные и косметические процедуры). Она не оставалась в долгу и купила ему очень качественный массажер для спины, а кроме того, радовала его домашним уютом. После ночи в доме Налии они, если день был свободным, подолгу беседовали за свежим кофе и завтраком, который она делала сама, предпочитая провести утро без прислуги. Айвар всегда удивлялся, как ей удавалось из калорийных продуктов приготовить нежные и насыщающие энергией блюда — кашу с медом, свежие булочки из кукурузы и сгущенного молока, омлет на топленых сливках.
Он заметил, что Налия любила красивую сервировку стола. Ей претила привычка многих обывателей прятать нарядную посуду и предметы быта под замок, есть со старых тарелок, пить из типовых бокалов и сколотых чашек и застилать стол уродливыми клеенками. На ее взгляд, с красотой нужно было дружить, впуская ее в каждодневный семейный быт, с едой, отдыхом, работой. Поэтому Налия к трапезе стелила на стол белую скатерть, расшитую серебряными звездами, и ставила сервиз из голубой глины с акварельными дымчатыми разводами, который ей подарили родители к совершеннолетию.
А когда Налия приезжала к нему, им порой хотелось прогуляться под ночным небом, и молодые люди, накинув ветровки, выбирались на крышу дома. Там Айвар и Налия подолгу смотрели на город, слушали музыку и болтали. И никакая социальная разнородность в эти моменты не мешала им быть просто мужчиной и женщиной, прекрасными в своем первобытном согласии и покое. Единственной привилегией, которую Налия оставляла за собой, была уверенность в себе, независимость и бескомпромиссность.