— То есть? — спросил Айвар, впрочем, без особого интереса.
— А то, что на жалость пробила, когда ты ее из бара провожал, — пояснила Рита. — Она тебе, наверное, тогда наплела с три короба, что мы пошли траву курить? И ты уши развесил! Да это кто-то сдуру ляпнул, чтобы ее подразнить, а она уцепилась, потом еще припоминала время от времени! На самом деле мы просто разделились — две девчонки с парнями, остальные были подругами, а она никуда не вписывалась. И мы ее об этом сто раз предупреждали! И о том, что оставаться одной за столиком очень плохая идея! Ты вот тогда ни разу не подумал с другой стороны — не почему мы ушли, а почему она осталась?
Вообще Айвару эта тема была безразлична, но женщины такого типа, как Рита, крайне редко разговаривали с ним о чем-то кроме секса, и то, что она вдруг повернула беседу в иное русло, ему не то чтобы понравилось, но как-то зацепило.
— Видишь ли, Рита, — нейтрально заговорил он, — когда я вижу, что человеку нужна помощь, я помогаю, а не рассуждаю о том, как он до такой жизни докатился. Если молодой женщине тяжело тащить коляску с младенцем или стариком, я ей помогу, а не буду спрашивать, где ее муж и почему он этого не делает. Если я увижу заблудившегося ребенка, я отведу его домой, а не буду возмущаться безответственностью его родителей. Если человеку при мне станет плохо, я окажу помощь, а не буду говорить, что больным надо сидеть дома. Каждому свое, как говорится, и демагогия не по моей части. А что тогда у вас произошло на самом деле, меня вообще не интересует ни на грамм.
— А иногда стоит порассуждать, Айвар! — вдруг воскликнула женщина. — Тебя жизнь ничему не учит? Уж теперь-то ты наверняка понял, что она за фрукт. Не любит ее никто, видите ли! А как любить, если у нее на лице всегда было написано: вам сказать, что я о вас думаю? Если у нее самой внутри тонны ненависти? И вот на таких ты свою заботу и участие распыляешь, чтобы потом они скорчили козью морду и послали тебя на хрен! Не удивлюсь, если она сама и попросила подкинуть тебе наркоту, когда ты ей надоел. А ты же мне самой нравился! Если бы у меня тогда не было парня в группе, ты бы меня, а не ее бесплатно обслуживал.
— Да что же вас в моем присутствии всегда прорывает на исповеди? — усмехнулся Айвар. — Все, Рита, вечер воспоминаний о твоем бурном студенчестве окончен, потому что мне действительно пора идти.
Он повернулся и направился в сторону банкетного зала, но Рита успела уцепиться за рукав его пиджака.
— Послушай, — тихо и торопливо заговорила женщина, — ну не зря же я тебя еще раз встретила! Я хорошо заплачу, если надо. Ты сам не пожалеешь, это я гарантирую: в отличие от нее, я знаю, как доставить мужику удовольствие.
— Что с тобой творится? — изумленно произнес Айвар. — Я похож на того, кому нужны твои деньги? Даже не твои, а те, что тебе дал на кофе и винишко муж, которому ты сейчас собираешься наставить рога!
— А вот это все тебе кто дал? — зло ответила Рита, окинув его взглядом и продолжая удерживать за рукав. — Ты думаешь, что это твое? Да ты все получаешь за то же, что и раньше! Сколько лет твоей «мамочке»? Сорок? Или пятьдесят уже? Неужто ты по свежему телу не истосковался! Знаешь, что я умею?
— А вот что умею я, — так же тихо сказал Айвар и мгновенно сжал запястье женщины между двумя пальцами. Этому приему его научили в Африке давно, сказав, что если надавить куда нужно, человек от боли и неожиданности даже не сможет крикнуть. При этом никакой физической опасности в нем нет.
Так и случилось: Рита, выпустив его рукав, несколько секунд только таращила глаза и ловила ртом воздух. Айвар к тому времени уже подошел к дверям в зал. Она все же догнала его и, по-видимому не желая ввязываться в шумный скандал, яростно зашептала:
— Ты что, совсем страх потерял, черномазый? Тебе напомнить, как полагается вести себя с приличными женщинами?
— Мужу своему будешь дома напоминать, — ответил Айвар жестко. — А здесь Африка, и с женщинами обычно разговор короткий. Так что иди откуда пришла, Рита, а то хуже будет!
Та хотела что-то еще сказать, но тут из дверей зала вышла Налия. Увидев рядом с мужем странную незнакомку с перекошенным лицом, она спросила:
— Айвар, что тут случилось? Тебя, между прочим, ждут!
— Ничего, милая, все в порядке, — ответил он по-русски, желая, чтобы Рита его поняла. — Просто эта дама немного перебрала и стала мне делать недвусмысленные намеки. Вот и пришлось немного ее успокоить.
При виде молодой красавицы, одетой по лучшей европейской моде, Рита вначале растерялась, но затем решила не сдаваться:
— Ах бедный мальчик! Пожалуйся уж сразу, что тебя почти привязали и изнасиловали!
Налия резко ее оборвала также на русском:
— Послушайте, неуважаемая, мой муж не желает продолжать с вами разговор. А так как он слишком деликатен, чтобы просто выкинуть вас из дверей, то я могу сделать это сама. И поскольку мы с вами обе женщины, меня никто не осудит. Я доступно объясняю?
Рита стушевалась и, бросив напоследок яростный взгляд в сторону супругов, взяла свой клатч и вышла из ресторана.
— Почему ты такой взволнованный? — спросила Налия. — Что она тебе сказала?
— Ну что мне могут сказать подобные дамочки? — вздохнул Айвар. — Обиделась, что возбудил и не дал! Не обращай внимания, милая, у нас с тобой есть дела поинтереснее.
— Тут ты прав, — тепло сказала Налия и взяла его под руку. — Забудь! Идем, там сейчас подадут твой любимый десерт.
Дурное настроение у Айвара понемногу рассеивалось, но в глубине души что-то скребло, разумеется, не из-за напоминания о Нерине и не из-за того, что Рита так назойливо набивалась ему в любовницы. Да, она вела себя в точности как полагается пустоголовой и беспринципной жене богатого человека, и славно, что сейчас в России этот образ все больше выходит из моды. Но все-таки было в ее словах что-то тревожное и нехорошее.
12.Поиск человечности
Айвар, несмотря на колебания, поддержал идею Налии о создании медиаплатформы с целью донести до образованного общества мысль о мужской ответственности за семью. У него было только одно условие: что тезисы он будет писать сам, благо опыта у него имелось достаточно. Те ужасы, которых он насмотрелся и наслушался от соседок, врачей, учителей, богомолок, проституток и других простых женщин в Эфиопии, действительно было необходимо предать огласке. Кроме того, Айвар узнал нечто важное и в России.
— Оказывается, в благополучных европейских странах тоже есть люди, поддерживающие варварские обычаи в отношении женщин и детей, — высказался он в первом выступлении. — Это свидетельствует не только о невежестве, которое не всегда зависит от цвета кожи и условий проживания, но и о лжи чудовищных масштабов. Человек, на полном серьезе оправдывающий отрезание клитора и зашивание промежности до первой брачной ночи, раз оно не мешает женщине обслуживать мужа и рожать, — это больной человек, отвратительный муж и никудышный отец, даже если он свято уверен в обратном. Поскольку на Западе люди выбирают супругов добровольно, я бы очень хотел пожелать местным женщинам: никогда не связывайте жизнь с мужчиной, от которого услышите подобные слова. У него есть свои идеалы, в которые он верит, но пусть он за это и расплатится одиночеством в старости. Что же я хочу сказать нашим женщинам — во-первых, любите и жалейте своих дочерей, избавьте их от того кошмара, который, возможно, вам самим пришлось пережить. Дети не виноваты, не надо отыгрываться на них только потому, что они слабы, беззащитны и зависимы. Во-вторых, не верьте тем, кто считает, что любящих и заботливых мужчин не существует в природе, что их миссия только воевать, охотиться и оплодотворять. Я занимаюсь совсем другими вещами, и тем не менее я существую и я мужчина. И я верю, что со временем нас таких будет все больше.
Услышав эту речь, Налия была так взволнована, что ее губы дрожали, а глаза подозрительно блестели. Конечно, все, что сказал муж, не было для нее открытием: она знала и ненавидела этот чудовищный обычай и приложила руку к спасению многих девочек, которые после обрезания находились на грани жизни и смерти от сепсиса. Другие умирали быстро, от потери крови или болевого шока. Но и выжившим уже никто не мог вернуть человеческое счастье и достоинство. Налия знала, что свою речь он посвятил бабушке, погибшей от паразитарной инфекции, роженице, которая умерла на его глазах, ее собственной сестре, которую она никогда не видела, и другим женщинам, которым не посчастливилось родиться в обществе, где еще следовали первобытным нормам.