— Мне нужен магнитофон, на который можно записывать.
— С функцией диктофона? — молодая девушка-продавец жевала жвачку и со скучным видом листала журнал. — Или с кассеты на кассету?
— Диктофона, — торопливо ответил профессор. — И побыстрее, пожалуйста. У меня мало времени.
Она окинула его равнодушным взглядом и показала на стеллаж с магнитофонами.
— Все такие, выбирайте.
Карл Борисович еле сдержался, чтобы не выругаться, схватил первый попавшийся магнитофон и поставил перед продавцом.
— И пустых кассет штук двадцать.
— Ого, это что же вы записывать собрались?
— Оперу, — выпалил он и достал кошелек. — Упаковывать не надо, а то зима наступит, пока вы это сделаете.
***
Карл Борисович установил магнитофон рядом с радиоприемником.
«Теперь я ни слова не пропущу и обязательно выясню, как вы туда попали», — думал он, настраивая усики антенны. По пути в гостиницу он зашел в магазин и набрал продуктов на несколько дней, чтобы лишний раз не выходить из номера. А магнитофон он задумал включать, пока будет спать.
— Так-с, ребята, всем привет, — сказал профессор и включил радиоприемник.
Послышался стук ложек и довольное кряхтение.
— Луиза, ты, как всегда, бесподобна, — похвалил Гюстав. — Пудинг выше всех похвал.
— Да, согласен, — отозвался еще один мужской голос. Карл Борисович его не узнал.
— Ты работала поваром в ресторане? — поинтересовался незнакомец.
Луиза кокетливо захихикала.
— Нет, Чан. Не в ресторане, а в богатом доме французского магната. Он занимался кораблями. По всему дому стояли макеты лайнеров и барж.
— Расскажи о себе, — попросил Чан и за столом наступила тишина, прерываемая только стуком ложек и далеким лаем собаки.
Она тяжело вздохнула.
— Не люблю вспоминать, но тебе, как новенькому, расскажу…Молоденькой девушкой я поступила к ним работать служанкой. В мои обязанности входило присматривать за старой больной матерью магната Моруа. Через два года, она умерла, и я начала прислуживать за столом. Там-то он меня и заметил.
Луиза замолчала, но никто даже не думал ее торопить.
— Жильбер несколько лет учился в Англии и приехал навестить родителей. Обычно они к нему ездили, но в то лето, он сам соизволил явиться в отчий дом. Признаюсь честно, я влюбилась. Он был такой красивый, галантный, щедрый…М-да, казался настоящим рыцарем. Мы украдкой встречались в саду или в коридоре на этаже со спальнями господ. Через месяц наши встречи перешли в мою спальню. В конце лета, он уехал обратно в Англию, а я поняла, что забеременела. Мне было всего семнадцать. После того, как прошел испуг, я начала думать, что делать дальше. Уходить мне было некуда, я — сирота. Поэтому, собрав все силы и мужество, я подошла к госпоже Шарлотте и все рассказала.
— Шарлотта? Кто она? — спросил Чан.
— Мать Жильбера. К ее чести, хочу сказать, она меня не прогнала. Только велела держать язык за зубами, что бы ни одна живая душа не узнала, от кого я забеременела. Когда пришел срок рожать, меня поселили в женском монастыре. Там и родила девочку…Мелани. Через два месяца ее увезли к сестре Шарлотты, а я вернулась прислуживать в дом Моруа. Жильбер приехал к родителям только через пять лет и делал вид, что, между нами, ничего не было. Так я и жила, в чужом доме, вдалеке от своего ребенка. Много позже я узнала, что Жильбер признал дочь и часто навещал. Я не знаю, что ей говорили про меня. Может, сказали, что я умерла.
Луиза всхлипнула и глухим голосом продолжила.
— В один день госпожа Шарлотта слегла с горячкой, после письма. Два дня лежала в бреду, а когда пришла в себя, дала мне прочитать то письмо. Оно было от ее сестры. Той самой, к которой увезли мою доченьку…Мелани шла домой, после спектакля. В парке ее схватили какие-то подонки, надругались и перерезали горло.
Тяжелые вздохи и слова сочувствия послышались из динамика радиоприемника.
— Я не смогла дальше жить. Каждый день я вставала с надеждой, что когда-нибудь мы встретимся. Но, видно, не судьба. Двухмесячная крошка Мелани с белыми курчавыми волосами — только ее лик вселял в меня жизнь. Но после того, что с ней случилось, я не смогла жить дальше. Не хотела больше мучиться.
— И? Что ты сделала, Луиза? — в нетерпении прошептал Карл Борисович, прильнув к динамику.
Но тут в разговор вмешался Гюстав:
— Печаль ухудшает пищеварение. На десерт я вам расскажу, как мы с другом ходили лягушек ловить.
Все будто пробудились, вновь застучали ложки и послышались тихие разговоры на заднем фоне. Гюстав со смехом описывал «охоту» на лягушек.
Профессор распахнул окно. Холодный влажный ветер ворвался в комнату и заиграл занавесками.
— Не смогла жить дальше, — задумчиво произнес он. — Луиза убила себя. Но, как? Может, в этом секрет? Они остались в том возрасте, в котором совершили самоубийство. На их телах остались шрамы и отметины, которые они получили на Земле. В разное время. В разных местах.
Он уставился невидящим взглядом на серые тучи.
«Луиза — француженка. Она очень мило картавит. Если работала на магната, то, скорее всего, жила в большом городе. Париж? Ницца? Или Марсель?»
Профессор начал приглаживать вихор на затылке.
«Повесилась? Вряд ли. Повешенного Филиппа я помогал снимать с петли. Он никуда не делся. Отравилась? Могла, но почему пропала?»
Окончательно прозябнув, он закрыл окно и лег на кровать. Гюстав и остальные весело хохотали.
«А, может, это они думают, что пропали, а на самом деле их похоронили? Сколько вопросов и ни одного ответа! Надо переключиться».
Он включил запись на магнитофоне, взял записную книжку и вышел из номера.
— Алло, Вася, привет! — крикнул он, едва услышал голос друга. Тот работал на их заводе юристом.
— А-а, вспомнил обо мне, — послышался довольный голос. — Ты куда пропал? Света сказала, что ты дома не живешь. Мы с Семен Семеновичем обыскались. Хотели уже в милицию идти.
Карл Борисович недовольно поморщился. Ему совсем не хотелось выходить на работу, но и лишиться стабильного дохода, было страшно.
— Выйду в понедельник. Пусть оформят «за свой счет». Мне еще немного времени надо, чтобы прийти в себя.
Тут он вспомнил, что так и не сходил на кладбище, а за окном уже стемнело.
— Сочувствую тебе. Тяжело мать терять, сам через это прошел.
— Спасибо, Вась. Я вот по какому поводу тебе звоню, — Карл Борисович огляделся и понизил голос. — Со Светкой хочу развестись. Поможешь?
Вася молчал. Профессор терпеливо ждал, зная эту особенность друга: сначала обдумать, взвесить и только потом ответить.
— Смогу. Тебе надо будет документы подписывать и все. А что случилось? Гуляет?
Профессор шумно выдохнул и грустно ответил:
— Гуляет и…Крадет. Не буду вдаваться в подробности, ни к чему это. Пусть живет, как хочет и с кем хочет.
— Будешь делиться?
— Нет, — твердо ответил он. — С чем пришла ко мне, пусть с тем и останется. Сама виновата. Нельзя так с людьми поступать.
Василий обещал все устроить, и они попрощались. Однако Карл Борисович не спешил возвращаться в номер. Ему очень хотелось услышать Марию, но он никак не мог решиться позвонить.
«А, ладно. Не возьмет, так не возьмет», — он набрал ее номер и начал стучать подушечкой указательного пальца по столу.
— Алло, — еле слышно ответила она. — Кто это?
— Машенька, это я. Как ты себя чувствуешь?
— По-прежнему, спину ломит, кусок в горло не лезет, халат от слез не высыхает.
— Стабильность — признак мастерства, — усмехнулся он, но понял, что шутка неуместна и извинился.
— Да ладно тебе. Лучше смеяться, чем плакать. Конец все равно один, — сказала она и спохватилась — А на могилку-то матери мы не сходили. Пойдем завтра? Таблеточки, которые дали — помогают, уже не так сильно болит. Завтра еще две выпью и совсем буду, как огурчик.
Карл Борисович замялся. Он вознамерился во что бы то ни стало выяснить, как попасть в параллельный мир и, по возможности, не покидать радиоприемник. Но при упоминании о матери, сердце предательски заныло.