— Я передумала свою жизнь вдоль и поперек, и поняла все ошибки. Если бы была умнее, то жила совсем по-другому и сюда никогда не попала. Обиды, мелкие дрязги, гордость — вот причины моих несчастий. Надо дарить больше любви и понимания. Больше разговоров и объяснений. Мне не нужна вечная жизнь.
Реган откашлялся и сочувственно сказал:
— Просто ты устала. Думаешь, почему Амон уходит? Он спасается от такой жизни. Хотя, существование здесь, я бы не назвал жизнью. Лично я был очень влюбчив, поэтому и попал сюда. Моя любовь меня отвергла. Сейчас же я не могу влюбиться, как и разозлиться. Я как будто постоянно в одном благожелательном настроении, как и все. Между нами нет ссор и обид, но нет любви и страсти. Даже те, кто пытается создать пару — играют. Они играют в любовь, так, как если бы жили на Земле. Посмотри на Виолу и Джона. Живут вдвоем, но даже о скандалах договариваются: кто кому что скажет, кто как отреагирует. Они ставят спектакль под названием «Семейная жизнь». Но это фикция.
Он замолчал и спустя несколько секунд продолжил:
— Я бы хотел вернуться, но только из-за чувств. Мне не хватает огня. Но своим бессмертием я доволен.
«Все-таки нашлись недовольные. Но разве можно считать минусом жизнь без ярких эмоций? Дружба, возможность заниматься любимым делом, путешествия — ради этого стоит отказаться от гнева или вожделения», — подумал Карл Борисович и засунул в стакан с водой маленький кипятильник.
Тем временем разговор продолжался, только к ним присоединился Оливер и перевел тему на Амона:
— Мы собираемся в дорогу. Луиза гамаки нам связала, будет, где спать. Амон сказал, что через пять дней выдвигаемся. Я так волнуюсь.
Послышались звуки, будто Реган похлопал Оливера по спине.
— Не волнуйся, парень. Не заблудитесь. И даже если где-нибудь задержитесь, мы никуда не денемся. Мы здесь навсегда, — раздались смешки. Вера сказала, что пора готовить ужин и ушла. Реган и Оливер продолжили разговор о сборах в поход.
Карл Борисович вытащил кипятильник из кипящей воды и насыпал в стакан крупинки чая. Затем убавил громкость радиоприемника и включил запись магнитофона.
Гул голосов, смех и мелодия Струнного послышались из динамика магнитофона.
— Оливер, попроси у Савелия ритмичную музыку, хочу поплясать, — попросила развеселившаяся Луиза. Через минуту зазвучала «Полька», и люди начали плясать и хлопать.
— Вера, а как сюда попали дети? — перекрикивая шум, спросил новичок Чан.
— Так же, как и мы. Правда, никто не пришел сюда по доброй воле. Рави говорит, что не хотел — так получилось. А сестры Лола и Энни — с мамой пришли, Виолой. Ты ее должен был видеть: брюнетка с раскосыми глазами. Они с Джоном живут отдельно от нас, на другом берегу водопада, но девочки целый день здесь с Рави. Им не скучно вместе.
— Как может мать пойти на такое? В голове не укладывается.
— Тяжелая жизнь вынудила… Как и всех нас. Пойдем лучше танцевать.
«Теперь я полностью уверен, что они покончили с собой, — думал профессор, попивая чай ложечкой и закусывая мятным пряником. — Остается выяснить, как именно. Так, что известно: Луиза сказала, что Рави не хотел. Виола сделала это вместе с девочками».
Он встал и принялся вышагивать от окна до двери и обратно.
«Гюстав и Луиза из Франции. Реган — ирландец. Амон — египтянин. Вера с Советского Союза. Рави жил в горах. Что-то крутится рядом, никак не могу ухватить».
Тут музыка стихла, и кто-то предложил расходиться по домам. Все разбрелись, тихо переговариваясь.
Карл Борисович прослушал остальные записи и выключил магнитофон. Из радиоприемника доносились только ночные звуки природы: треск насекомых, редкое уханье птицы, ветер, играющий листвой и далекий раскат грома.
Вдруг раздался стук. Профессор открыл дверь и увидел девушку-администратора:
— Вам звонят. Очень злой человек. Кричит, — предупредила она.
— Если кричит, то я знаю кто.
Карл Борисович включил запись, запер номер и побежал к телефону:
— Семен Семенович, здравствуйте!
— А-а, наш пропащий, — насмешливо протянул он и так громко закричал в трубку, что Карлу Борисович стало неловко. Администратор качала головой и с сочувствием смотрела на него. — Тля ты с макушки Эдисона, а не руководитель отдела!
— Вообще-то тля на человеке не живет, — несмело ответил он, но тут же пожалел.
— Значит, вошь. Да, точно, ты — лобковая вошь Кьюри! Где тебя носит уже который день? Все нервы мне вымотал. Из последних сил терплю, чтобы не вышвырнуть тебя с завода. Если завтра же с утра не явишься ко мне — пеняй на себя. У меня уже очередь выстроилась на твое место.
Профессор пытался оправдаться, но директор еще раз повторил, что вышвырнет с завода и положил трубку. Карл Борисович пожал плечами и поплелся в сторону номера.
— Может, вам чаю налить? — спросила вслед администратор. — Или валерьянки дать?
— Нет, все хорошо, — он через силу улыбнулся и зашел в номер.
«Придется на работу возвращаться, — с досадой думал он, перебирая рубашки в шкафу. — Перенести радиоприемник обратно в кабинет или здесь оставить? На работе постоянно дергают. Оставлю здесь, а вечером буду прослушивать запись».
Глава 16
Светлана зашла домой и с грохотом захлопнула дверь. Из кухни выбежали Артем в одних шортах и Олеся в мини-халатике.
— Ты чего?
Она не ответила, лишь смерила Олесю неприязненным взглядом и, скинув ботинки, пошла в спальню.
— Что случилось-то? — он зашел следом и прикрыл дверь. — Куда ходила?
— Карл разводится со мной! — выпалила она и повалилась на кровать. Артем расплылся в улыбке и сел рядом.
— Ну и хорошо. Давно пора. Что тянуть, когда и так ясно, что у него шансов нет?
— В смысле? — она повернулась на бок.
— Ну, я — молодой, он — старый. Что не понятного?
— То есть, ты думаешь, что возраст — это главное? Не любовь, не уважение, не забота, а возраст?
— Ясно дело. Он, небось, и в кровать ложится только, чтобы поспать. В отличие от меня, — Артем смачно поцеловал ее в губы. — Давай рассказывай, как имущество будете делить?
Светлана отстранилась от него и отвернулась к окну.
— Никак. Я не с ним встречалась, а с его другом. Юристом на заводе работает. Карл ничего мне не оставит и алименты платить не будет. Совместного имущества у нас нет, детей тоже нет. Так что, собираем вещи и переезжаем к тебе в коммуналку.
Она чуть повернула голову и искоса посмотрела на Артема. Тот в ступоре смотрел перед собой, крепко сжимая кулаки.
— Значит, ничего не хочет оставлять, — зло прошептал он. — Я столько времени потратил, а он тебя с носом оставляет? Я даже не знаю, что с ним сделаю. Где он? Где живет эта паскуда?!
Светлана усмехнулась и легла на кровать:
— Столько времени потратил, говоришь. Так ты ради денег со мной, что ли, связался?
Он натянул штаны и взялся за свитер.
— Нет, но без денег будет плохо. Где он живет?
— Я не знаю, — пожала она плечами. — В квартире матери, наверное.
Артем оделся и вопросительно уставился на нее:
— Ты чего лежишь? Вставай и показывай, где квартира матери. Если, по-хорошему, не хочет делиться, то придется, по-плохому, выбивать.
Она обняла подушку и тихо ответила:
— Никуда я не пойду и ничего ты выбивать не будешь. Он — хороший человек. А я себе жизнь испортила из-за тебя.
— Что? Я тебе жизнь испортил? — взревел он, вырвал из ее рук подушку и швырнул на пол. — Это ты мне все испортила. Дурак, сделал ставку на тебя. Надо было малохольную охмурять, она хоть и старая, но денег — завались. Знаешь, что? Пошла ты!
Он покидал в спортивную сумку свои вещи и, уходя, бросил через плечо:
— И не звони мне, коза.
Когда входная дверь громко хлопнула, Светлана уткнулась в одеяло и зарыдала.
«Я все испортила. Что же мне теперь делать? К Карлу! — она резко села. — Точно! Надо идти к нему с повинной. Он поймет, простит и все будет, как прежде».
Она вытерла слезы и села на пуфик у туалетного столика. Тут в соседней комнате что-то упало, и Светлана вспомнила об Олесе.