Услышав шаги матери по хрусткому гравию дорожки, Эли не тронулся с места, готовый ко всему.
— Узнали? — сказал он. — Или надо еще объяснять?
— Про тебя? — сказала она мягко. — Про то, что ты не попал? Доктор Уоррен нам все рассказал.
— Я порвал его письмо, — сказал Эли.
— Я тебя понимаю, — сказала она. — Слишком долго мы с отцом уверяли тебя, что твое место в Уайтхилле, иначе и быть не могло.
— Фу, легче стало! — сказал Эли. Он попытался улыбнуться, и оказалось, что это не так трудно. — Честное слово, стало легче, раз уж все открылось. Хотел вам рассказать, все начинал, а потом духу не хватило. Не знал, как подступиться.
— Это я виновата, а не ты, — сказала Сильвия.
— А что делает отец?
Сильвия так старалась успокоить Эли, что совершенно забыла, чем там занимается муж. И вдруг поняла, что доктор Ремензель делает чудовищную ошибку. Она вовсе не хотела, чтобы Эли приняли в Уайтхилл, она сразу поняла, какая жестокость — отдавать его сюда.
Но она не решалась рассказать сыну, что именно затеял его отец, и только сказала:
— Он сейчас вернется, милый. Он все понимает. — И добавила: — Ты тут посиди, а я его найду и сейчас же вернусь.
Но ей не пришлось идти за доктором Ремензелем. В эту минуту в дверях гостиницы показалась его высокая фигура: доктор увидал жену и сына в саду. Он подошёл к ним. Вид у него был совершенно подавленный.
— Ну как? — спросила жена.
— Они… Они все отказали, — сдавленным голосом сказал он.
— Вот и хорошо! — сказал Сильвия. — Гора с плеч. Честное слово!
— Кто отказал? — спросил Эли. — Кто в чем отказал?
— Члены совета, — сказал доктор, отводя глаза. — Я просил их сделать для тебя исключение — изменить решение и принять тебя в школу.
Эли вскочил, сразу вспыхнув от стыда, от возмущения.
— Ты… ты что? — Голос его звучал совсем не по-мальчишески — он был вне себя. — Ты не должен был просить! — крикнул он отцу.
Доктор Ремензель покорно кивнул:
— Они тоже так сказали…
— Это неприлично! — сказал Эли. — Какой ужас! Как ты мог!
— Ты прав, — сказал доктор Ремензель, покорно принимая упреки.
— Теперь мне за тебя стыдно! — сказал Эли, и видно было, что он говорит правду.
Доктор Ремензель чувствовал себя глубоко несчастным и не знал, какие найти слова.
— Прошу прощения у вас обоих, — сказал он наконец. — Очень нехорошо вышло, нельзя было даже пытаться…
— Значит, Ремензель все-таки попросил для себя поблажки! — сказал Эли.
— Наверно, Бен еще не привёл машину, — сказал доктор, хотя это было и так вполне ясно. — Давайте подождём здесь. Не хочу туда возвращаться.
— Ремензель просил лично для себя, как будто эти Ремензели что-то особенное! — сказал Эли.
— Не думаю… — начал было доктор Ремензель, но конец фразы так и повис в воздухе.
— Не думаешь чего? — переспросила Сильвия.
— Не думаю, — сказал доктор Ремензель, — что мы еще когда-нибудь сюда приедем.
Гордон Вудворд
Уехал в город
Я добрался до города около трех часов.
Мне пришлось выехать рано. Стоял конец сентября; сквозь густую пелену тумана, стлавшегося по земле, у реки, пониже моста, куда мы с братом так часто хаживали на рыбалку, маячили верхушки ив; на руле велосипеда тускло поблескивали капли росы. Я осторожно спустил велосипед с крыльца, стараясь не разбудить отца и Дженни, которые должны были хватиться меня не раньше, чем найдут на кухонном столе записку, из которой узнают, что я уехал в город навестить брата.
Я прекрасно понимал, что отец будет сердиться, так как он до сих пор и слышать не хотел о Клиффорде, хотя прошло уже более двух месяцев со дня, когда между ним и Клиффордом произошла размолвка. Отец потребовал, чтобы Клиффорд начал работать в лавке, поскольку он окончил школу и ему исполнилось семнадцать, но Клиффорд отказался. Вместо этого он откликнулся на объявление в газете, в котором химическая фирма подыскивала учеников, забрал из банка свой капитал (семь долларов девятнадцать центов), сел на автобус и укатил — без провожатых и пожеланий счастливого пути. С тех пор я Клиффорда не видел.
Я начал уставать. С момента, когда на окраине Абботсфорда у сыроварни Галлоуэя я свернул на шоссе, я проехал уже более пятидесяти трех миль. Позади остались залитые солнцем поля с пятнами облаков на них и воздух, напоенный пряным утренним ароматом деревьев и начавшей желтеть листвы. Подъехав к тротуару, я вынул полученное от Клиффорда письмо и еще раз проверил номер дома. Теперь было уже недалеко, и я поехал вдоль тротуара, прислушиваясь к шуршанию листьев под колесами велосипеда.