— Что случилось у вас? — спросила Катерина.
Толстуха покорно вышла из будки. Обхватила тяжёлыми руками Катерину за шею, повисла и заплакала ещё горше.
— Успокойтесь, — Катерина пыталась освободиться от душных объятий, но женщина не отпускала.
Будка манила к себе свободной трубкой.
— У меня муж пропал… несчастный случай, наверное… нужно позвонить.
Толстуха не слышала — заливала Катерину слезами.
— Что у вас случилось? — все-таки высвободилась Катерина и спросила снова.
— У сына неизлечимая болезнь. Он у меня единственный. — Узкими щёлками толстуха пытается разглядеть Катерину. — Единственное утешение для сына — ребёнок. А жена, когда узнала, что он умирает, увезла ребёнка к родителям под Тверь. «Заразите! — кричала она. — Убьёте! Знаю вас!» Сын умирает. Единственное утешение для него… — Она поперхнулась словами.
Теперь Катерина обняла, укрыла руками толстую, открытую шею.
— Может быть, ошибка? Почему вы так решили? Врачи часто ошибаются. Тоже люди.
— Я звонила сейчас врачу.
Женщина не вырывалась из Катерининых объятий, наоборот, как бы втискивалась в них. Катерина гладила замёрзшую толстую шею, пыталась из-под пальто вытащить воротник кофты и шею закрыть.
— Мне жить не для чего! Мужа на фронте… одна растила… послушный, учился хорошо… институт кончил… я постаралась… не пил, не курил. За всю жизнь ни одного грубого слова…
— Что сказал врач? — перебила Катерина.
— Я пойду! — Женщина сняла с себя Катеринины руки.
— Куда?
— К нему. Я все ночи ночую там. Договорилась с нянечкой, вместо неё мою полы. Она спит, а я мою. А потом проберусь к нему в палату, слушаю, как он спит. Он плохо спит, ворочается.
— Он знает, что вы там ночуете?
Женщина кивнула.
— Ждёт меня. Я ему приношу молоко. Пенку любит. Вареники ему делаю. Он любит вареники. Посыплет песочком и ест.
Может, ещё ошибка? Давайте я поговорю с врачом.
Женщина махнула рукой.
— Что врач? Разве он виноват? Это всё из-за работы. Что врач может? Зачем я его выучила? Не нужно институтов. Работал бы, как отец, шофёром, пошёл бы в слесаря. Никаких аварий. Чем плохо? Никаких взрывов…
Не попрощавшись, не обернувшись, не закончив фразы, пошла к метро.
— Боря, это я…
— Слава богу, я уж думал, тебя убили, обидели… Как я тебе и говорил, в аварию он не попал. Несколько раз проверяли очень внимательно. Почти все свои записи мне прочитали, всех несчастных. В ресторане он!
Говорить даже с Борькой сил не было. Что-то женщина перевернула в ней — снег сыпался совсем не так, как раньше, казался Катерине всесильным, был посланцем предков, рассыпавшихся прахом под новыми домами, а все они, она, Борька, толстуха, толстухин сын, её сыновья, были не главными, зависели от снега, от мутного, уходящего в бесконечность неба над головой, от тяжёлой сырости, поднимающейся от земли. Шуршали машины, говорили прохожие… всё вторично. Первичен снег, небо, сырой воздух.
Дома мальчишки смотрели хоккей.
— Мама, я выигрываю! — крикнул ей Артём. — Петька, как всегда, осторожничает, на риск не идёт! Они болели за разные команды и ссорились по каждому поводу: несправедливо присуждён штрафной, не хотят рисковать, движения вялые…
Катерина терпеть не могла хоккея и футбола. Она постояла на пороге своей комнаты. Почему-то телевизор сразу и безоговорочно водрузили именно в её комнате. Ни прилечь, ни книгу почитать, ни помолчать она не могла, если шли футбол с хоккеем или новости. В кабинете Всеволода, в комнате у мальчишек не приткнёшься, а она не любит чужих комнат, не умеет в них отдыхать. И пошла на кухню, где, по-видимому, Всеволод считал, и должно быть её место.
Достала из духовки мясо, завернула в фольгу, Уложила в холодильник. Сейчас около девяти, Всеволод придёт сытый. За долгие годы общей жизни она твёрдо знала: еду он не пропустит, ровно в семь поест. Режим определяет всю его жизнь.
Салат сморщился капустными стружками, капуста потемнела, и морковь показалась сухой. Никто теперь её салата есть не станет. Мальчишки салата терпеть не могут. Всеволод любит, но сегодня он придёт домой сытый.
Если придёт.
Она стала звонить по второму кругу, уже из дома — его матери, в Дом учёных. Он так нигде и не появился.
Может, Борька врёт, не хочет огорчать её? А несчастье случилось! Как Борька выразился: «Почти все записи прочитали». «Почти все».
09.09. Занято, занято. Ещё раз — 09.
Телефон «Несчастных случаев» она когда-то знала, но в новую записную книжку почему-то не переписала. Надо идти в свою комнату, взять старую. Там хоккей.