И дело вовсе не в том, что всё в её квартире, начиная от стеллажей и кончая антресолями, сделано Борькой, дело в том, что Борька оказался главным смыслом её жизни. Дать ему образование, достать ему интересную книжку, сводить его на выставку, накормить — не обязанности, сладкая необходимость. Орехи в сахаре любил Борька в детстве, она раз в неделю ездит за этими орехами на улицу Горького. Борька — технарь, собирается поступать в технический вуз, Борьке нужна чертёжная доска, и она спешит купить эту доску. Ей нравится заботиться и думать о Борьке. Она одевает его, покупает ему книги.
В свои семнадцать лет Борька вымахал на метр восемьдесят пять, говорит басом. Но он легко поглощает всё, что она отдаёт ему.
С женихами у Борьки сложились любопытные отношения. Так же, как она, он нуждается сразу во всех троих. Всеволода слушает, как Юрий, позабыв обо всём на свете. По-мальчишески открывает рот, чтобы больше «вошло». С Юрием он говорит так же, как и она, словно между ним и Юрием — высокий железобетонный барьер, который преодолеть невозможно, но преодолеть необходимо. И страшно, и сладко, и кружится голова, и не дотронуться руками. Всеволод и Юрий — две недосягаемые величины, две высоты, к ним тянешься, а как их раскрыть — неясно. Анатолий — своё, родное, понятное. Без Анатолия ничего не получится по-настоящему, он необходимый компонент их жизни. Теперь а Борька с Анатолием мастерят какой-то таинственный прибор.
— Борька, скажи, кого выбрать? — как-то спросила она его. — Мне все трое нужны.
Борька пожимал плечами.
И она не знает. Кого она любит?
Больные ждут её в коридоре, как кинозвезду.
И она ждёт встречи с ними. Без них нет начала дня. Без Борьки тоже нет начала дня — обязателен звонок с «Добрым утром»!
Работу любит. Борьку любит.
Женихов тоже любит. Что значит «любит»? Жить не может? Без кого из троих она не может жить? Почему она никак не может сделать выбора?
Что это — инфантильность? Или это опыт её предков, посылающий сигнал: осторожно, не ошибись, не испорти свою жизнь — жизнь одна?!
В бессонные ночи, после встреч с Всеволодом,
Катериной овладевает беспокойство. Она словно весенняя земля, распаханная и пропитанная солнечной влагой, горячая и тревожная, ждёт, когда в неё кинут зерно и когда наконец из неё родится трава, колос, дерево.
Почему же замуж за него она не хочет?
Может быть, дело в профессии?
Она работает с женщинами, судьбой обиженными. Бесплодие, внематочная беременность, воспалительные процессы — все женские недуги должна исцелить она.
— Доктор, умоляю, помогите! — плачет женщина с пепельными волосами, худенькая, как девочка. Ей далеко за тридцать.
Катерина читает на её карточке: Ермоленко!
— Если я не рожу, он бросит меня, — горестно говорит Ермоленко. — Куда я без него? Он на улице подходит к каждому ребёнку. Остановится, смотрит, как тот играет в песке или едет на велосипеде…
Катерина чуть не плачет вместе с женщиной: вдруг она не сумеет помочь сразу двум людям?
— Ложитесь в клинику! Проведём исследование, результаты покажут, какой способ лечения выбрать, какие лекарства предложить.
— Нет, что вы! Это невозможно! — Женщина плачет ещё горше, глаза из ясно-голубых становятся водянистыми, словно страх и слёзы разом уносят их цвет и выражение. — Он уйдёт от меня! — натужно говорит Ермоленко. — Он найдёт себе другую! Он больше не может без ребёнка. Его нельзя оставлять одного!
— Исследования — сложные, вы должны быть в стационаре. А где вы живёте? — спрашивает она озабоченно. — Кунцево? А у нас юго-запад. Можно было бы амбулаторно попробовать, да вы не сможете ездить.
— Смогу! — вытирает слёзы Ермоленко. — Ещё как смогу! Провожу его на работу, и вот я, вся тут. — Глаза голубеют, Ермоленко улыбается.
— А разве вы не работаете?
— Ещё как работаю! Я контролёр на заводе. Вы не волнуйтесь, я договорюсь за свой счёт. Или возьму бюллетень. Это раньше мы работали вместе, а теперь он ушёл на другой завод. Он и не узнает ничего. Да вы не думайте, я подрабатываю хорошо — вяжу на машине. Деньги принесу домой, как положено. Спасибо вам. Когда приезжать?
Ермоленко засуетилась, вытащила из сумки большую коробку с конфетами, сунула в руки Катерине.
— Мне ничего не надо!
Первое время она краснела, мучилась, когда пациенты приносили ей духи, конфеты, цветы, а теперь привыкла — будто так и надо: привычно засовывает подарки обратно в сумки и даже улыбается при этом.
— Я понимаю, вы искренне, вы от всей души, но ещё раз что-нибудь принесёте, лечить не буду. Вы хотите, чтобы я наживалась на чужих страданиях?