— Я был уверен, что ты захочешь присутствовать при вскрытии, — сказал он. — Хотя и знаешь, что я дам тебе полный и подробный отчет.
Джина лежала на металлическом столе обнаженная, готовая к встрече с ножом Ли.
Можно бы пойти домой, подумал Марк. Никто не требовал его присутствия здесь. Ли действительно даст ему полный и детальный отчет, он ничего не упустит.
Марк подошел к столу и посмотрел на Джину. Мертвая танцовщица была при жизни красивой девушкой, которая пока не ожесточилась от жизни, какую сама себе избрала. Кровь вытекла из нее через глубокую рану в горле, и девушка была бела как снег. Глаза ее теперь оказались закрыты. Если бы не багровая рана на шее, она походила бы на Снегурочку с темными, густыми и все еще блестящими волосами, обрамлявшими покоящееся на подушке белое прекрасное лицо.
Теперь она была в их власти.
Отступив назад, Марк сказал, обращаясь к Ли:
— Если я тебе не помешаю, побуду, пожалуй, здесь.
Ли кивнул.
Патологоанатом начал без ножа. Он описал каждую царапину, каждый кровоподтек и каждую малейшую ранку на ее теле, четко произнося свои выводы в микрофон, подвешенный над столом, на котором лежала Джина. Говорил он медленно, методично, подробно. С помощью ассистента он взял образцы грязи из-под ногтей и мазки из всех отверстий тела. В последний день жизни Джина имела половое сношение с мужчиной, но никаких следов насилия не обнаружено. Сперму отправили на анализ, не исключено, что это поможет найти убийцу.
Ли продолжал говорить ровным голосом, пока он не нашел ничего неожиданного.
Хотя Ли и обращался с трупом профессионально и деликатно, Марк не удержался от мысли о том, сколь безличной и унизительной может быть смерть. Ему стало больно за мертвую женщину, лежащую на столе. Кусок мяса. Она мертва, и ее разделывают, словно тушу.
На трупе прочертили линии, вскрыли грудную клетку. Взяли образцы тканей и жидкостей на анализ. Удалили и поместили в посуду для дальнейшего исследования внутренние органы. Наконец Ли сделал окончательный вывод:
— Смерть наступила в результате непоправимой кровопотери, явившейся следствием разрыва сонной артерии…
Никакой тайны. Не нужно быть гением судебной медицины, чтобы понять это.
Это и я мог бы сказать, — подумал Марк. — Любой дурак сказал бы это…
Он вышел в комнату позади анатомички и в изнеможении прислонился к стене. На скольких вскрытиях ему пришлось присутствовать! Он привык ходить в морг, был благодарен ученым-патологоанатомам, порой помогавшим раскрыть преступление, которое не смогли бы разгадать и величайшие в мире детективы. Сам Шерлок Холмс ничто по сравнению с могуществом современных научных технологий.
Смерть от кровопотери, вызванной разрывом сонной артерии…
Но от вскрытия можно ожидать большего. А Ли Мин — гений. Его судебные экспертизы в прошлом способствовали раскрытию не одного преступления. Найденная в желудке убитого полупереваренная жареная картошка из забегаловки когда-то помогла полиции передать окружному прокурору материалы, доказывающие виновность мужа, задушившего жену, с которой он уже не жил. Подозреваемый утверждал, что не видел бывшую жену в день убийства, но оказалось, что он работал именно в том месте, где женщина лакомилась картофелем-фри. Перед лицом неопровержимых фактов убийца сознался.
Поэтому, независимо от того, сколь малоинтересными казались предварительные выводы Ли, Марк ценил профессиональную тщательность своего коллеги по расследованию и надеялся, что тот найдет, быть может, что-нибудь такое, что им поможет.
Кто-то сунул ему в руки чашку с горячим кофе. Марк стоял, уставившись в пол, поэтому не заметил, как Ли, сняв свое зеленое рабочее облачение, подошел и встал рядом.
— Ты паршиво выглядишь, — сказал он устало.
— Спасибо.
— Иди домой. Почему ты еще здесь?
— Не знаю. Думал, что ты еще что-нибудь найдешь.
— Еще что-нибудь? — эхом отозвался Ли. — Если я правильно понимаю, это дело выглядит совершенно очевидным: типичное убийство. Убийца мисс Дево оставил кровавый след, который тянется до того места, где он свалился без сознания. Тебе не нужно искать его, он в больнице. Печально, но факт — если парень умрет, он сэкономит штату много денег, поскольку не нужно будет никакого суда.
— Да, — согласился Марк.
— Ты считаешь, что он ее не убивал?
— Мы пока не нашли орудие убийства.
— К утру его найдут. Черт, да ведь уже утро!
— Гм, неудивительно, что я паршиво выгляжу.
— Ну так что тебя гложет? Интуиция копа? Парень убил ее, не так ли?
Марк колебался. Он вдруг осознал, что все время представляет себе ее. Его жену. Маленькую динамо-машину со сверкающими молниями в глазах — таких зеленых в обрамлении покрасневших от слез век. Как она настаивала: Он не делал этого! Она совершенно уверена, что Марсел невиновен.
Марсел упал ей на руки, когда она открыла дверь.
Возможно, у него был нож. Возможно, она его спрятала. Как ранили самого Марсела? Тем же ножом? Может быть, нож был у Джины. Что, если она была в состоянии аффекта и первой напала на него, а Марсел убил ее, защищаясь? Вероятно, но только вероятно…
А может, просто сам Марк так чертовски устал, что ничего уже не соображает?
— Иди домой, приятель, — снова сказал Ли.
— Да. Пожалуй, пора. Ты скажешь мне, если…
— Я скажу тебе все, что буду знать сам.
— Звони в любое время. Хорошо?
— Иди домой. Если хочешь знать мое мнение, тебе действительно нужно выспаться. — Ли улыбался.
Он занимался своей мрачной работой всю сознательную жизнь, но, хотя ему было уже сорок, когда улыбался, становился похож на добродушного мальчишку-озорника. Ли повезло: в своем возрасте он сохранил густую, темную, блестящую шевелюру. Крепко сбитый, выносливый мужчина среднего роста, несмотря на свое призвание, остающийся одним из самых завидных женихов в городе. Они с Марком вместе проводили редкие свободные вечера, оба любили легкое бочковое пиво и джаз.
— Иди, — повторил Ли.
Марк согласно кивнул, закинул за спину пиджак и вышел.
Садясь в машину, он намеревался отправиться домой и сам не мог бы сказать, в какой момент передумал. Наверное, он вел машину на автопилоте и, прежде чем осознал это, свернул во Французский квартал.
Он возвращался к месту преступления.
Энн стояла под душем, пока вода не стала холодной.
У нее не осталось никаких сил, но спать ничуть не хотелось. Она собиралась остаться в больнице, но врачи все равно не позволили бы ей сегодня зайти в палату к Джону.
Она провела ужасную ночь, страх перед тем, что Джон может умереть, не отпускал ни на секунду.
Теперь она испытывала ужас, думая о том, что ждет его, если он останется жив.
То, что жизненные показатели Джона начали стабилизироваться, несколько ободрило ее, но она пришла в отчаяние, осознав наконец, что женщина мертва.
Женщина, которую рисовал Джон.
Женщина, с которой он был.
Женщина, которая у него была…
Нет!
Да куда же, черт возьми, подевалась вся ее уверенность? Уж знала-то она его по крайней мере лучше всех на свете! Он не был убийцей.
Но мне ведь неизвестны все обстоятельства, напомнила она себе.
Нет, Джон не убийца, ни при каких обстоятельствах. Она это знал а, и верила в него. Но тогда, в больнице, когда Джон схватил ее за руку, она не сомневалась, что он хотел прошептать ее имя, а он прошептал не его. Он прошептал…
Аннабелла.
Почему она не сказала этого копам? Потому что копы заранее считают Джона виновным и она не уверена, что это помогло бы ему?
Потому, вероятно, что это единственное, что даст ей возможность ему помочь?
Она дрожала.
Тот коп понял, что она лжет. А ведь предстоит снова встретиться с ним. И он опять будет настаивать.
— Я не должна ему ничего говорить! — прошептала она вслух.