— Джон невиновен. Он сам мне это сказал.
— Что? — резко спросил Марк. — Значит, кое-что вам известно?
Она решительно тряхнула головой, на ее бледном лице стал проступать едва заметный румянец, длинные ресницы прикрыли мерцающие зеленые глаза.
— Добравшись до моей квартиры, как раз перед тем, как потерять сознание, он сказал: «Я этого не делал». Тогда я понятия не имела, о чем он говорит. Теперь, разумеется, знаю. А он наверняка уже и тогда был уверен, что ленивые полицейские постараются как можно скорее свалить вину на него. Но я вам говорю: я знаю Джона и ни минуты не сомневаюсь в том, что он хотел защитить бедную женщину, спасти ей жизнь!
— Может, вы позволите нам узнать, что еще он вам сказал? — вкрадчиво спросил Джимми.
— Это все. Я вам все сказала. Ах нет, подождите минутку. Он еще сказал: «О Господи! Я этого не делал». Теперь все. Вы хотите меня арестовать? Я ведь тоже вся в крови.
— Миссис Марсел… — попытался урезонить ее Марк.
— Да, я с ног до головы вымазана кровью! Это значит, что я тоже убийца? — с вызовом выкрикнула Энн.
— Миссис Марсел, если вы не расскажете нам все, что знаете, вас могут обвинить в том, что вы препятствуете расследованию убийства, — неожиданно для самого себя взорвался Марк. — И вы правы, мы имеем полное право арестовать вас, если…
— Марк! — теперь настала очередь Джимми урезонивать Марка. Что, черт возьми, с ним происходит?
Женщины!
Десять раз глубоко вздохнуть. Ему случалось бывать и в более сложных переделках, когда люди визжали и плевали ему в лицо, но он и тогда умел сохранять ледяное спокойствие. Еще недавно ему хотелось обнять и успокоить это нежное создание. Теперь он едва сдерживался, чтобы не ударить ее.
Она протянула ему руки:
— Ну что ж, лейтенант, вперед! Арестуйте меня, наденьте на меня наручники, — она вызывающе улыбнулась, сверкнув своими изумрудными глазищами, — мои адвокаты упрячут вас в тюрьму раньше, чем вы успеете глазом моргнуть!
— Неужели?
— Он этого не делал, — тихо, но упрямо повторила она.
Марк тяжело вздохнул, не сводя с нее глаз. Даже испачканная кровью, заплаканная, она все равно оставалась очень привлекательной.
Похоже, нет в мире справедливости. Он обязан найти убийцу. Убийцей, вполне вероятно, окажется ее муж. И она готова сражаться с ним, с Марком, не на жизнь, а на смерть.
Джина Лаво была стриптизеркой и проституткой, но и Джина заслуживает справедливости, как любой другой человек. И Марк был полон решимости сделать все, чтобы справедливость восторжествовала.
— Джон Марсел сказал вам что-нибудь еще? — снова спросил он. — Он говорил с вами, когда вы навещали его в реанимации?
Она уставилась на него широко открытыми зелеными глазами и бесстрастно ответила:
— Нет.
Она лгала, он не сомневался в этом.
Но сегодня это еще невозможно доказать.
— Отвезти вас домой, миссис Марсел?
— Нет, благодарю.
— Но улицы в столь поздний час небезопасны.
— Как же им быть безопасными, лейтенант, если охраняете их вы со своим напарником?
— И все же мы вас проводим…
— Я намерена остаться здесь.
Марк привычно достал из внутреннего кармана визитку:
— Если…
— Знаю. Если я что-нибудь вспомню, позвонить вам.
Он мрачно улыбнулся:
— А если вы вспомните что-нибудь в течение ближайших нескольких часов, можете найти меня по телефону в морге. Не забывайте, убита женщина.
Она опустила глаза, щеки ее снова побелели, но уже в следующий миг она снова пристально смотрела ему прямо в лицо.
— Джон Марсел невиновен, лейтенант. Я абсолютно уверена, что он лежит сейчас при смерти только потому, что он хороший человек и пытался спасти жизнь этой женщине.
— Ваша вера весьма похвальна, миссис Марсел, но ее недостаточно. Нам нужно знать все и вся. Джон Марсел действительно ничего больше вам не сказал?
— Нет.
— Совсем ничего?
— Я уже передала вам, лейтенант, то, что он сказал.
— И кроме этого — ничего?
— Нет.
Он кивнул. Ему очень хотелось в лицо назвать ее лгуньей и сказать, что лгать она не умеет. Вероятно, она почти всегда говорит правду.
Но в настоящий момент эта женщина защищала близкого человека, и, чтобы заставить ее признаться, пришлось бы прибегнуть к средневековым пыткам, вроде вздергивания на дыбе или вырывания ногтей. Впрочем, под каким бы неприятным давлением ни оказалась полиция, бесстрастно заметил он про себя, к вырыванию ногтей прибегнуть все равно придется.
— Джимми, полагаю, здесь мы закончили, — обратился он к напарнику, не сводя, однако, глаз с Энн Марсел. — Миссис Марсел, совершенно очевидно, что ни мое общество, ни общество моего напарника не доставляет вам удовольствия. Прошу вас не делать глупостей по этой причине. Рано или поздно вам придется отправиться домой, принять душ, сменить платье и кое-что другое. Не ходите одна. Офицер Холли Сивере с радостью проводит вас, когда вы соберетесь. Не знаю, закончила ли полиция сбор улик в вашей квартире, но Холли может остаться и присмотреть за вами.
— Благодарю вас, лейтенант. Не думаю, что за мной нужно присматривать, — холодно ответила Энн.
— Не думаете? — Марк скрестил руки на груди. — Если вы правы и на вашего мужа действительно напали, вы сами, миссис Марсел, находитесь в опасности. Особенно если вы не рассказали нам все, что знаете, не сообщили все, что, возможно, сказал вам муж.
Она не ответила. Побледнела как мел, но и только.
— Доброй ночи, миссис Марсел. Не ходите домой одна.
На этот раз она не стала с ним спорить.
Она стояла, как прелестная скульптура, пусть и покрытая запекшейся кровью, — маленькая, изящная, с пушистыми светлыми волосами, обрамлявшими восхитительное личико.
Эта женщина умеет быть твердой как скала, мысленно заметил Марк.
В этом не приходилось сомневаться: обернувшись, чтобы уйти, он почти физически ощутил стену, которую она воздвигла вокруг себя.
Она лгала через силу.
Марсел, несомненно, сказал ей что-то еще.
Что-то, что может иметь значение.
Марк знал это точно — так подсказывала профессиональная интуиция.
Ее муж сообщил ей что-то, что является ключом ко многим разгадкам. Но что, черт возьми?
И как, будь она проклята, ему это из нее вытянуть?
Глава 4
Приготовления к вечернему представлению в «Аннабелле» были в полном разгаре, когда девушки в задней гримерной начали нервно перешептываться. Джина Лаво называла эту комнату раздевалкой. Покачивая головой, Синди Маккена смахнула слезу со щеки: в то, что произошло, трудно было поверить.
Все шло в клубе сегодня вечером своим ходом. Затем знакомый коп, бывший в этот день выходным, принес весть о смерти Джины Лаво. Парень, который это сделал, находился в больнице при смерти, возможно, уже агонизировал. Он оказался художником, сообщил коп. Уроженец Нового Орлеана, отличный белый парень, красавец, взбесившийся, наверное, из-за чего-то, что сказала ему Джина. Странно, но именно сегодня открылась выставка, на которой демонстрировался цикл картин этого самого Джона Марсела под названием «Дамы красного фонаря». «Если я правильно понимаю, — сказал коп, — теперь его картины будут рвать из рук».
Чужое горе всегда подогревает людское любопытство, неприязненно подумала Синди.
Портрет Джины на выставке представлен не был. Джон Марсел его не закончил. Еще не закончил. Однако Синди видела картину, и она была прекраснее всех. Художнику удалось запечатлеть все лучшее и красивое, что было в Джине. Джон утверждал, что никогда не продаст этот портрет.
Джон не убивал Джину. Синди это знала. Точно знала. Он любил Джину. Он любил всех девочек в клубе. Они были ему интересны. Как интересны писателю его персонажи или любому человеку интересны люди, историю жизни которых он хочет понять и рассказать другим. Просто Джон Марсел рассказывал людские судьбы с помощью кисти и красок. Значит, копы схватили не того.