— Брат, — я шептал так тихо, чтобы мог услышать только он. Я надеялся хоть на какой-то ответ, хотя не был уверен даже, что он меня действительно слышит. Но он ничего не ответил, даже если и слышал меня.
— А теперь позвольте представить наших бойцов!
Голос Галлахера прервал мои мысли.
Двое дрессировщиков в кожаных перчатках и сапогах до колен вывели на арену шелудивую пуму.
Она была серовато-желтая и, несмотря на истощение, выглядела опасной. И голодной. Выйдя на арену, она зарычала.
— В одном углу ринга — пума. Это не обычный зверь. Это мстительница из Альберты! Она пришла сюда из Канады за охотником, убившим ее самца. Она сожрала самого охотника, его жену и детей, кроме самого младшего. Ему она только оторвала ноги. Оставшийся в живых ребенок и поведал нам эту историю. С тех пор путь пумы можно было проследить по газетам — она оставляла за собой след из крови невинных, не делая разницы между Союзом и Конфедерацией. Мы поймали ее при попытке пробраться на судно, идущее в Анды в Южной Америке. Итак, леди и джентльмены, пума! — Галлахер в полной мере демонстрировал свой талант лицедея.
Толпа заревела, зааплодировала, кто-то закричал.
— Ее противник — легендарный вампир, которым несколько веков пугали не только детей, но и их родителей. Виктор Жестокий родился в тысяча пятьсот восемьдесят девятом году. Он был наследником империи Габсбургов, но попробовал кровь — это была кровь его сестры — и с этого началась трехсотлетняя оргия, покрывшая всю землю досуха выпитыми телами. Если считать по две жертвы в день, Виктор убил полтора миллиона человек, что в два раза превышает население Италии. Сегодня мы воочию увидим эту неутолимую жажду крови.
Аплодисменты на сей раз оказались более жидкими, но кричали зрители громко.
Галлахер простер руку, и Дамон вступил на арену в окружении четырех охранников. Его руки и ноги были скованы цепью, лицо закрывал намордник. Кожа сочилась кровью из-за вербены, глаза покраснели, а такого выражения лица я раньше у него никогда не видел.
Я понимал испытываемую им ненависть — я поминутно боролся с собой, чтобы не убить тех, кто держал его в плену. Но заключение изменило брата. В его глазах не было ни азарта, ни стремления выжить — только жажда крови.
В шатре воцарилась тишина. Пума рвалась из цепей, а Дамон просто стоял, как будто не зная, что ждет его в ближайшем будущем.
— И… начали!
Охранники разомкнули цепи Дамона и пумы и ретировались с арены. Пума прыгнула, толкнув Дамона в грудь. Он дико закричал и упал, но тут же вскочил. Лицо у него внезапно вспыхнуло, он зарычал, появились клыки. Я знал, что это инстинкт: Сила Дамона показала себя при первом признаке агрессии. Я узнал об этой особенности нашего вида за прошедшие несколько недель — многое мы делаем еще не успев осознать. Несмотря на внешнюю слабость Дамона, его Сила еще сохранилась.
Пума снова прыгнула, и Дамон пригнулся, уворачиваясь от когтей, а потом распрямился и схватил зверя за горло. Но пума отбросила Дамона, он покатился по арене и остановился только упершись в ограду.
Дамон снова застонал и остался лежать. Пума кружила по арене.
Толпа взбесилась. Они хватали друг друга и махали руками в воздухе, как будто сами дрались.
Один из охранников ткнул Дамона, заставляя встать. Дамон, не оборачиваясь, отмахнулся, вбив охранника в ограду. Пока тот силился подняться, кто-то из публики пнул его в живот, а потом перебросил через ограждение, в грязь. Дамон не обратил никакого внимания на эту суету и двинулся к центру арены, предоставив пуме медленно описывать круги вокруг него.
После долгой паузы Дамон закричал и побежал к пуме. Она зарычала и бросилась на Дамона, но он отступил в сторону и поймал ее за шею. С неожиданной силой Дамон опрокинул пуму на спину. Он бы убил ее, но она вскочила и вонзила когти Дамону в руку.
Пума махала лапой, швыряя Дамона по воздуху, как муху на крючке. Наконец, плоть порвалась, и Дамон, оставляя за собой след из кровавых капель, пролетел по воздуху и обрушился на песок с тяжелым звуком, который даже я почти не расслышал за криками обезумевшей толпы.
Дамон поднялся на ноги, придерживая раненую руку другой. Он исцелялся не так быстро, как другие вампиры, — я побоялся, что вербена повлияла на его Силу.
Становилось все очевиднее, что ему нужна кровь. Инстинкт самосохранения и боевой азарт кончались. Я готов был броситься на арену, потащив за собой стоящего передо мной крупного мужчину, но тут теплая ладонь легла на мой локоть.
Келли.
— Это ужасно, — у нее побелели костяшки пальцев, а губы дрожали, — я не могу больше смотреть на этот кошмар.
— Попроси отца это остановить.
Толпа все быстрее топала ногами по деревянному полу, и вместе с топотом ускорялось биение сердец. Пятен крови в опилках им не хватало — они жаждали смерти.
Теперь Дамон кружил по арене, а пума сжалась в комок в центре, почти не двигаясь и следя за ним внимательными глазами. Вдруг Дамон рванулся и побежал вокруг зверя с такой бешеной скоростью, что пуме пришлось крутиться как будто преследуя собственный хвост.
Воцарилась тишина. Под пологом шатра слышались только шаги Дамона и пумы. Дамон продолжал свою охоту, двигаясь быстрее, чем пума могла хотя бы заметить.
Толпа смотрела, как Дамон скользнул к пуме и, пока та не поняла, с какой стороны он нападает, набросился на нее. Он укусил ее за загривок и держал, предоставив ей биться и вырываться.
Келли вцепилась в мою руку. Я не отрывал глаз от поединка, готовый бежать на арену, если понадобится мое вмешательство.
Пума двигалась все медленнее. При каждом ее рывке в опилках появлялся еще один красный ручеек. Левая задняя лапа ослабла и дрожала. Пума начала валиться на песок. Дамон отпустил ее и отскочил назад, готовый впиться в вену на шее.
И тут пума поднялась и отбросила Дамона. Пока он пытался встать, она укусила его за бок.
Толпа снова закричала, потом засвистела.
— Дерись! — умолял я, сжимая кулаки.
Дамон обмяк, как старый носок в собачьей пасти. Пума швырнула его на песок, а потом широко раскрыла пасть. Но не успела она броситься, как Дамон откатился в сторону. Он ударил пуму плечом, запрокинув ее голову так, что стали видны короткие белые волоски у нее на горле.
Дамон клыками разорвал вену. Пума затихала, по мере того как лужа крови на арене становилась все больше, пока не превратилась в целое озеро. В его центре оказался мой брат, стоявший на коленях над мертвой пумой.
Он встал и сделал шаг назад. Посмотрел на толпу, широко улыбаясь. С клыков капала кровь. Толпа кричала и свистела, а Дамон обозревал ее, облизывая губы.
Галлахер хлопал толстыми ладонями. Поставившие на победителя прыгали и обнимались. Проигравшие швыряли шляпы на землю или просто мертво смотрели перед собой.
Я бросился вперед, пытаясь пробраться к брату, но к нему уже подходили охранники, держа наготове цепи и пропитанные вербеной сети. Опьянев от такого количества крови на голодный желудок, Дамон не замечал их. Прежде чем я успел хотя бы закричать, чтобы предупредить его, его стянули сетями и потащили с арены.
Даже спеша изо всех сил, я не успел бы преодолеть толпу, загораживавшую путь. Между мной и выходом, крича и улюлюкая, теснились гуляки. Когда я проложил себе путь наружу, повозка уже уезжала с ярмарочной площади.
Свистел кнут. Стучали копыта. Дамона увезли.
19
Я бежал по следу повозки мимо хижин, а потом через лес, пока на самом краю города не потерял запах. К кирпичной стене здания прислонился пьяница, что-то не мелодично насвистывавший.
В порыве слепого гнева я бухнулся на колени, схватил его, вонзил клыки в шею и высосал всю кровь прежде, чем он успел хотя бы застонать. Кровь была горькой, но я глотал, пока ноги не начали подкашиваться.
Сидя на корточках, я вытер рот тыльной стороной ладони и огляделся. Меня терзали смятение и ненависть. Почему я не смог спасти Дамона? Почему я просто смотрел на подстрекавшего толпу Галлахера, пока пума рвала моего брата? Почему Дамон позволил взять себя в плен и поставил меня в это немыслимое положение?