Мы с Дамоном провели день слоняясь по городу, рассматривая кованые балконы Французского квартала — и девушек, которые махали нам оттуда, — швейные мастерские с выставленными в витринах рулонами роскошного шелка и магазины дорогих сигар, где улаживают дела пузатые мужчины.
Из всего увиденного мне больше всего понравилась гавань, сердце города, где стояли корабли и шла погрузка и выгрузка экзотических товаров. Уничтожьте гавань — и вы уничтожите город, он станет таким же беспомощным, как девушка мисс Молли с утра.
Дамон тоже смотрел на суда, задумчиво потирая подбородок. Лазуритовое кольцо сверкало в закатном свете.
— Я почти спас ее.
— Кого? — Я резко развернулся к нему. В груди затеплилась надежда. — Ты подкараулил и съел кого-то?
Брат вперил взор в горизонт.
— Нет, конечно, нет. Я имею в виду Катерину.
Конечно. Я вздохнул. Из-за событий этой ночи Дамон еще сильнее разозлился. Пока я наслаждался компанией и сладкой кровью девушки, имя которой я никогда не узнаю, Дамон удалился в отдельную комнату и вел себя так, как будто действительно находился в обычном пансионе.
— Ты должен питаться, — сказал я в сотый раз за день, — сделай наконец выбор.
— Ты не понимаешь, Стефан? — ровно спросил Дамон. — Я не хочу делать выбор. Я хочу вернуть то, что было раньше, — мир, который я понимал, а не которым повелевал.
— Почему? — Я не мог понять. Порыв ветра донес запахи железа, табака, талька и хлопка.
— Пора есть? — криво ухмыльнулся Дамон. — Ты пока причинил недостаточно зла?
— Кого волнует судьба шлюшки из грязного борделя? — Я нервно махнул в сторону моря. — Мир полон людей, один умирает, другие рождаются. Что изменится, если я отправлю одну грешную душу навстречу ее судьбе?
— Ты неосторожен, — пробормотал Дамон и облизал сухие, потрескавшиеся губы, — ты ешь, когда захочешь. Катерина никогда так не делала.
— Да. Но Катерина мертва, — это прозвучало гораздо жестче, чем я рассчитывал.
— Она бы возненавидела тебя теперь. — Дамон перемахнул ограду и встал рядом со мной.
Запах железа стал сильнее, он как будто сжимал меня в объятиях.
— Нет, она бы возненавидела тебя, — парировал я, — ты боишься самого себя, не следуешь своим желаниям, теряешь Силу.
Я думал, он будет спорить или даже ударит меня. Но он только кивнул. Между полуоткрытых губ виднелись кончики клыков.
— Я сам ненавижу себя. И не мог бы ждать от нее иного, — просто сказал он.
— Что с тобой? Ты всегда был такой живой, всегда был готов к приключениям. Это лучшее, что с нами случалось. Это — подарок; единственный, который Катерина сделала тебе.
По улице прошаркал старик, а секундой позже в другую сторону пронесся мальчик-посыльный.
— Выбери кого-нибудь и поешь. Сделай любой выбор. Все лучше, чем сидеть здесь и смотреть, как жизнь проходит мимо.
С этими словами я встал и отправился на запах железа и табака. Клыки зудели от предчувствия новой крови. Дамона я потащил с собой, и он шел, отстав на пару шагов, пока мы не оказались на идущей под уклон неосвещенной улочке. Единственным светлым пятном была девушка в белой форме сиделки. Она курила, прислонившись к кирпичной стене.
Едва она увидела Дамона, печаль на ее лице сменилась улыбкой. Конечно. Хоть он и стал вампиром, ни одна женщина не могла отвести глаз от копны темных волос, длинных ресниц и широких плеч.
— Закурите? — Она пускала дым кольцами, которые постепенно растворялись в тумане.
— Нет, — поспешно ответил Дамон, — приступай, братик.
Я проигнорировал его и сделал шаг вперед. На ее одежде виднелись пятна, и я не мог оторвать глаз от контраста темно-красного и снежно-белого. Сколько бы я ни видел крови, ее красота не переставала меня завораживать.
— Вечер выдался тяжелый? — Я прислонился к стене рядом с ней.
Дамон схватил меня за руку и потянул в сторону освещенного госпиталя:
— Пойдем.
У меня напряглось все тело.
— Нет! — Легкого движения руки хватило, чтобы впечатать его в стену.
Сиделка уронила сигарету. Пепел ярко вспыхнул и погас. Я почувствовал, как выдвигаются клыки. Самое время.
Дамон поднялся на ноги, пригибаясь, как будто я хотел ударить его снова.
— Не хочу на это смотреть. Если ты это сделаешь, я тебя никогда не прощу.
— Мне пора на смену, — пробормотала сиделка, отступая на шаг, словно готовясь бежать.
Я взял ее за руку и притянул к себе. Она коротко вскрикнула, но я зажал ей рот ладонью.
— Больше вам не придется об этом беспокоиться, — заверил я и вонзил клыки ей в шею.
Кровь отдавала гниющими листьями и антисептиком, как будто больничные смерть и тление пропитали все ее тело. Я сплюнул теплую жидкость в канаву и швырнул девушку на землю. Ее лицо исказил страх.
Глупая девочка. Ей надо было почувствовать опасность и сразу же убежать. Это даже не похоже на охоту. Ничтожество. Она закричала, и я взял ее за горло и сжимал, пока не услышал приятный хруст сломавшихся позвонков. Голова повисла под неестественным углом. Кровь все еще капала из раны.
Больше она не издаст ни звука.
Я повернулся к Дамону, на лице которого был написан ужас.
— Вампиры убивают. Мы убиваем. — Я спокойно посмотрел в голубые глаза Дамона.
— Ты убиваешь. — Он снял с себя куртку и набросил ее на мертвое тело. — Не я. Только не я.
Злость билась во мне, затмевая все остальные чувства.
— Слабак! — выплюнул я.
— Возможно. Но лучше быть слабаком, чем чудовищем, — голос Дамона окреп, — я не собираюсь участвовать в этой вакханалии. И если наши пути когда-нибудь пересекутся, клянусь, я отомщу тебе за все эти убийства.
Он повернулся на каблуках и побежал, почти сразу исчезнув в тумане.
8
4 октября 1864 года
Когда я был человеком, то думал, что сильнее всего на нас с Дамоном повлияла смерть матери. Когда она умерла, первое время я именовал себя полусиротой, запирался в комнате и воображал, что моя жизнь уже закончилась — в десять лет. Отец считал, что горевать недостойно мужчины, поэтому утешал меня Дамон. Он катался со мной верхом, брал меня в игры взрослых мальчиков и побил братьев Гиффин за то, что они смеялись надо мной, когда я заплакал по время игры, в бейсбол. Дамон всегда был сильным. Моим защитником. Но я оказался неправ. Сильнее всего на меня повлияла моя собственная смерть.
Роли поменялись. Теперь я сильный. Я пытался защищать Дамона. Но если я всегда был ему благодарен, то он презирал меня и обвинял в том, что стал вампиром. Я доставил его выпить Элис, барменшу в Мистик-Фоллз, и ее кровь завершила трансформацию. Но разве это делает меня преступником? Думаю, нет, особенно если учесть, что таким образом я спас ему жизнь.
Дамон казался мне таким же, каким казался отцу: слишком высокомерным, слишком своенравным, слишком резким, чтобы принимать решения, и слишком упорным, чтобы менять их. Сегодня, стоя рядом с мертвой сиделкой за пределами тусклого круга света, отбрасываемого газовым фонарем, я понял: я один. Я круглый сирота. Именно так представилась Катерина, приехав в Мистик-Фоллз и остановившись в нашем гостевом домике.
Так поступают вампиры. Разыгрывают беззащитность, втираются в доверие, а потом, вызвав нужные чувства, нападают.
Так буду делать и я. Я не знаю, как, я не знаю, кто станет моей следующей жертвой, но теперь я точно знаю, что должен защищать только себя. Дамон сам по себе, я сам по себе.
Я слышал, как Дамон с нечеловеческой скоростью скользит по городу. Вот он остановился, шепча имя Катерины, как мантру или молитву. И дальше тишина…
Он умер? Утопился? Или просто ушел так далеко, что я его больше не слышал?