Неожиданно он встретил на улице Жюльена и очень тепло поздоровался с ним.
— Вид у вас плохой! — откровенно сказал он ему.
Жюльен насильственно засмеялся. Со смерти Коти Дезанжа он переживал муки ада, и это не могло способствовать ни его физическому, ни его нравственному благосостоянию. Для него тоже наступило «завтра» и вместе с этим воспоминание о его страдании, пока он не поддался обаянию присутствия Сары. И теперь, при суровом свете холодного анализа, этот мимолетный час счастья показался ему идиотским. Факты не изменились, и его ревность к Шарлю оставалась реальной вещью.
Насмешливые слова Колена, открытые обвинения его отца, толки в клубе, тотчас же заглушаемые, если он входил внезапно, — все это нарушало мир его души, его веру в Сару, которая когда-то казалась ему неприкосновенной. И вот, он внезапно услыхал о смерти Котирона Дезанжа.
Сперва одно только знание этого факта заслонило все, а затем, как молния, блеснула в его мозгу мысль: она свободна.
Он ни о чем другом уже не мог больше думать, наступила реакция, и он точно возродился. До сих пор он не мог быть вполне естественным с нею, — она была несвободна. Теперь же, когда все кончилось, он имел право чувствовать законное желание владеть ею и откровенную страсть к ней. Ничего не нужно было скрывать больше.
И вдруг, когда он замечтался об этом, к нему вернулось воспоминание, которое нанесло ему удар: он вспомнил Шарля Кэртона.
С этого момента свобода Сары приобрела для него характер обоюдоострого меча; она не только очистила дорогу для него, но и для всех других, кто захочет идти по ней.
Когда он услышал, что Сара богата, то, вследствие своей упрямой гордости, почувствовал, что это тоже было преградой для него. Ее богатство, когда она была замужней женщиной, не имело для него значения, тогда имел значение только другой факт…
На другой день после смерти Дезанжа за ним прислал маркиз де Сун. Жюльен отправился к нему, не подозревая важности такого приглашения, и когда ему был предложен пост в Тунисе, то он искренне изумился.
Он был слишком занят другим и поэтому не думал об этом, даже когда при нем обсуждали вопрос, кто мог бы получить это назначение. Теперь же у него, как молния, блеснула мысль, что этот пост предоставлял ему большие возможности.
Маркиз де Сун своим усталым, но любезным голосом объяснил ему, как дипломат, какие преимущества были связаны с таким назначением. Он особенно подчеркивал значение неофициальной работы, которая должна совершаться под покровом официального долга. Короче говоря: Жюльен будет фактически настоящим губернатором края в течение тревожного времени, которое приближается. Он должен подтянуть ослабшие вожжи, и ему представляется возможность, к которой так стремится каждый честолюбец, проложить свободный путь в хаосе и создать новое, лучшее положение вещей.
В руках его будет власть, явно только легальная, но на самом деле гораздо более широкая, и он может изменять по своему произволу или повелевать, если захочет.
Он условился с маркизом де Сун, что даст ему ответ на следующей неделе, и если он согласится принять назначение, то об этом будет официально объявлено, и он может считаться на службе министерства иностранных дел.
Жюльен, после разрыва с отцом, остановился в своем клубе и вернулся туда после свидания с маркизом де Сун. Там он встретил Колена и угрюмо засмеялся, когда Колен высказал удовольствие при встрече с ним. Жюльен сухо кивнул ему головой.
— Я думаю, вам нечего говорить об этом, — заметил он.
Колен милостиво улыбнулся и сказал:
— Что ж, вы решили?
— Мне дана неделя на размышление, — ответил Жюльен.
— Хорошо, — воскликнул Колен, проклиная в душе медлительность и «дурацкую политику», как он называл ее, маркиза де Сун.
Он пристально поглядел на Жюльена.
— Это большая удача, — сказал он.
— Я удивляюсь, почему это предложено мне, — возразил Жюльен.
Колен вспомнил в эту минуту свой разговор со стариком отцом Жюльена и причину этого разговора. Мысль о смерти Дезанжа тотчас же пришла ему в голову, и он коротко произнес:
— Он умер, кажется, очень внезапно, вчера.
Колен внимательно присматривался к Жюльену, но не заметил у него никаких признаков особенного интереса. Жюльен молчал. Колен, однако, продолжал размышлять на эту тему. Графиня Дезанж была свободна теперь и богата. Конечно, она представляет прекрасную партию, но… в течение нескольких месяцев она должна будет жить очень тихо, и Колен горячо надеялся, что Жюльен поймет это.
Так это и было. Ничто касавшееся Сары не могло ускользнуть от Жюльена.