Культурная привычка «соблюдения внешних форм» и «приличного поведения» снова возымела на него влияние.
Какой ад таится в душе человека!
Но ему все-таки удалось взять себя в руки.
Ничто не вечно, и даже ревность — и та притупляется.
Он кое-как добрался до своей комнаты, не раздеваясь повалился на кровать и забылся тревожным сном.
Его разбудил приход слуги, принесшего кофе.
— Мсье болен? — спросил он, взглянув на Шарля, — не послать ли за доктором?
Шарль горько усмехнулся.
— Тут не поможет никакой доктор, — сказал он сам себе по-английски.
Весь этот день он чувствовал себя подавленным, но не испытывал острых приступов отчаяния.
Это настроение длилось до тех пор, пока он не отдохнул физически, а тогда душевный покой снова покинул его.
Почему бы ему не съездить к Саре?
Он не позволит себя распускаться.
Он заказал мотор, украсил гвоздикой свою петлицу и вышел из дому, изящный и нарядный, как всегда; только глаза блестели лихорадочным блеском.
Около самого замка он заметил автомобиль, укрытый в тени деревьев.
Привычка вежливости побудила его остановиться и предложить свои услуги. Оказалось, что это знакомые: Доминик Гиз и Колен.
Гиз приветствовал его очень сдержанно, Колен — с большой экспансивностью.
— Здорово, дружище! И вы хотите пожелать счастья отъезжающему?
— Он сегодня уезжает? — спросил Шарль.
— Мы поджидаем его с минуты на минуту… он должен выйти из парка через эту калитку.
Из парка… конечно, ведь Жюльен имеет свободный доступ в дом Сары… Он с нею в это мгновенье…
— У вас неважный вид, дружище, — сказал Колен.
— Влияние деревенского воздуха, — усмехнулся в ответ Шарль.
Колен пришел в восторг от его остроты и стал развивать ее перед Гизом, который, выпрямившись во весь рост, казалось, не замечал ни самого Колена, ни Шарля, ни окружающих предметов.
— Только взгляните на него, черт возьми, — прошептал Колен, отводя Шарля в сторону, чтобы поболтать с ним на свободе, — он расстается сегодня со своим сокровищем, — в этом все дело, как видите! Редкая любовь со стороны отца к сыну.
— Нечто подобное тому, что испытывает сын по отношению к кому-то третьему? — по возможности равнодушно сказал Шарль.
Старый Гиз услыхал эту фразу, и на лице его отразилось выражение глубокого негодования, причем Шарль так и не понял, относится ли это негодование к его нескромному замечанию или к самому факту любви между Жюльеном и Сарой; во всяком случае, в нем чувствовались и враждебность, и горечь, и непреклонность. Шарль смотрел на старого Гиза и осторожно выпытывал от болтающего без умолку Колена сведения по поводу «этого милого Жюльена».
Было невыносимо жарко даже в тени развесистых вязов; залитая солнцем дорога убегала вдаль, извиваясь, как черная змея.
Глаза Шарля покраснели, утомленные этим ярким светом; им опять овладело отвратительное состояние прошлой ночи, когда небо обрушивалось на него и когда он казался самому себе жалким атомом, вращающимся без точки опоры и влекомым все ускоряющимся движением в бездну хаоса.
Между тем Колен продолжал трещать, с упоением рассказывая клубные анекдоты.
Вид его багрового лица с растянутым в припадке грубого смеха ртом вернул Шарля к действительности. Он опять взглянул на старого Гиза, чопорный силуэт которого вырисовывался на фоне раскидистой листвы.
«Точно статуя, олицетворяющая тип старого джентльмена!» — невольно пришло на ум Шарлю.
Что могло быть общего между этими столь различными субъектами?
Время бежало.
— Наш милый Жюльен заставляет себя ждать, — заметил небрежно Колен. — Но мы и так не опоздаем. Пароход отходит ночью, а при быстром ходе мы мигом очутимся в Париже.
— Прощальный обед? — осведомился Шарль, чтобы замаскировать свое равнодушие.
— Втроем. Ведь все провожающие уже разъехались, как вам известно. Банкет в честь Жюльена уже был, в министерстве иностранных дел уже чествовали его. Удивительно, до чего он популярен! Но он рискует своей популярностью. Вам-то уж, конечно, известно, в чем дело, дружище?
Колен лукаво прищурил свои крошечные глазки.
— Конечно.
— Я не имею счастья знать эту леди. В чем ее притягательная сила?
Шарль промолчал, не отрывая взгляда от полированной поверхности рулевого колеса, в котором отражались ослепительные лучи солнца.
— Говорят, что климат Туниса очень полезен для здоровья, — сказал он наконец.
Приветливое выражение Колена сменилось презрительным.