Неясные мысли вихрем кружились у нее в голове… надо воды, чтобы смыть кровь с пьедестала, надо бинтов…
— Жюльен, — шептала она не переставая, — Жюльен…
Чья-то тень легла на фигуру Жюльена; она испуганно оглянулась; пестрые флаги снова замелькали перед глазами, а когда она их открыла, перед ней стоял Доминик Гиз.
Он выглядел совершенно убитым; казалось, что ужасный удар превратил его в камень.
Не обращая внимания на Жюльена, он прямо направился к Кэртону и заглянул ему в лицо. Потом вернулся к Саре.
— Кэртон мертв, — прошептал он одними губами, не спуская с нее угрожающего взора. Потом бросился к двери и запер ее на замок, подбежал к окнам, задвинул засовы и до половины спустил жалюзи. В комнате стало темно.
Он оттолкнул Сару от Жюльена; сквозь шелковый шарф, которым она обмотала его голову, сочилась кровь.
Гиз обмакнул свой платок в воду из-под цветов и до тех пор тер им мрамор, пока не осталось и следа крови.
Только тогда он снова обернулся к Саре.
— Его карьера и жизнь разбиты… из-за вас… — прошептал он.
Она в отчаянии хваталась за него своими дрожащими руками, но он оттолкнул ее от себя так грубо, что она чуть не упала. Его голос донесся до нее, словно через густой туман.
— Вот до чего вы его довели… это расплата за ваше тщеславие… но платить пришлось им… ему…
Он подошел к ней еще ближе и поднял руку, словно собирался ее ударить.
— Что вы собираетесь говорить?
Она с ужасом глядела на него, подавленная обвинением и чувствуя, что поддается его непреклонной воле; он словно гипнотизировал ее.
— Неужели Жюльен будет за вас расплачиваться?
— Нет, — воскликнула Сара, — я расплачусь сама, во имя моей любви.
Тогда он начал быстро шептать:
— Время не терпит! Колен поблизости. Я сейчас позову его, и мы вынесем Жюльена. Никто не подозревает, что он вернулся, кроме вас.
Где-то пробили часы; далеко, далеко, на проселочной дороге раздался стук телеги, нарушая полуденную тишину.
— Понимаю, — ответила Сара.
Гиз в последний раз взглянул на нее, потом осторожно пролез в окно и исчез. Она осталась одна с Жюльеном и Шарлем. И Шарль был мертв.
Он любил ее, и она тоже когда-то любила его, по крайней мере, он утверждал это. А Гиз только что сказал, что она играла с ним тщеславия ради.
Неужели он жертва ее тщеславия? И убил его Жюльен; Жюльен — убийца…
Нет, никогда! Тот самый Жюльен, который целовал землю, по которой она ступала?.. Это было вчера в сосновой роще… он стоял перед ней на коленях…
Гиз опять появился тем же таинственным путем, в сопровождении высокого человека, который, при виде тела Шарля, совсем растерялся.
— Графиня имела столкновение с Кэртоном, — сказал Гиз, — в результате Кэртон умер. Жюльен покинул замок час тому назад, вы слышите? — повернулся он в сторону Колена.
— Да, да, — пробормотал Колен, — я слышу.
Он смотрел на Сару с отвращением.
— Вы подтверждаете сказанное? — обратился Гиз к Саре повелительным тоном. — Ну, а теперь…
Он нагнулся к Жюльену и приподнял его; Жюльен застонал. Сара слабо вскрикнула.
— Боже мой, — шептал Колен, — Гиз…
Но Гиз решительно направился к окошку, изнемогая под тяжестью своей ноши, и ударом ноги распахнул его; они оба перелезли на террасу, спустились в парк и скрылись в тенистой аллее; потом хлопнула калитка, затрещал мотор, потом все стихло.
Сара стояла около колонны; как чист был мрамор, ни единого пятнышка! Ее взгляд упал на Шарля. Она бросилась к звонку и так неистово зазвонила, что пестрый шнурок остался у нее в руках.
Прибежавшие слуги нашли дверь замкнутой; они стучали в нее кулаками, а Сара смеялась: игра в прятки, и им ни за что не отыскать ее!
Но вот брякнуло оконное стекло, с треском взвились жалюзи, весь дом сбежался на террасу.
— Входите, входите же, — крикнула им Сара.
— Он умер, — прошептала она, протягивая руку по направлению к лежавшей на полу фигуре, — я его убила.
ГЛАВА XVIII
Общество мгновенно распалось на два лагеря, и только незначительная группа оказалась на стороне Сары; но эта группа готова была отстаивать ее до конца, какое бы преступление она ни совершила. Позади этих лагерей были приливы и отливы сочувствия широкой публики и прессы; некоторые газеты сделали своей рекламой настойчивую защиту женщины, единственное преступление которой заключалось в охранении своей чести от насилия.